Руди-Пятачок - Уве Тимм

В конце концов у мамы сдали нервы. Однажды на уроке она спросила Гаральда (так звали хулигана): «Где расположен Гарц?», а тот швырнул ей под ноги атлас и крикнул: «Вот где!» Тут уж она не выдержала, схватила его и встряхнула хорошенько. Тогда этот Гаральд, не будь дурак, ущипнул сам себя за руку, а потом дома наябедничал папаше и показал синяк. Отец, ясное дело, побежал к директору и пожаловался на жестокое обращение с детьми. Ну и маму вызывали к директору, а потом к школьному инспектору и заставили писать объяснение.

В ту среду мама поздно вернулась домой. На ней лица не было. Она бросила свой толстый портфель у шкафа и рухнула на стул в кухне. Мы догадались, что она плакала. Папа приготовил рис наси горенг[3]из консервов, но мама отодвинула тарелку и сказала: «Пусть это Руди ест». Папа обиделся и выбросил всю еду с тарелки в ведро.

— Я, между прочим, все утро размечал это дурацкое футбольное поле, — проворчал он.

— А я, — взорвалась мама, — ты что думаешь, я у бассейна загорала?

— Не ругайтесь! — взмолилась Цуппи.

Но мама вскочила из-за стола и выбежала из кухни.

А мы так и остались сидеть в молчании. Мы не на шутку испугались: ведь наши родители почти никогда не ссорятся. Наконец Бетти сказала папе:

— Знаешь, этот наси горенг очень вкусный. Может, он просто показался маме суховатым. Наверное, стоило еще яиц добавить.

Папа хотел ей что-то ответить, но лишь сглотнул и вышел из кухни, хлопнув дверью.

— Атмосфера накалилась, — вздохнула Бетти. — А я ведь еще не успела признаться, что получила «неудовлетворительно» по английскому.

— Уж лучше потерпи до завтра, — попросил я. — Сегодня папа опять получил по почте толстенный пакет. Из Швейцарии. Совсем без марок, только штемпель «Университет Цюриха».

Мы знали: если папе приходило толстое письмо — это отказ. В таких пакетах ему возвращали документы, которые он посылал вместе с просьбой принять его на работу.

— Только бы они Руди не выгнали из дома, — прошептала Цуппи.

В это самое время на стадионе тренировалась команда группы В, они всегда очень громко кричали.

Мама выбежала из дома и взмолилась:

— Тише! Это просто невыносимо!

А потом вернулась в комнату проверять тетради.

Но футболисты продолжали горланить как ни в чем не бывало: «Шевелись, тюфяк, пасуй же! Бей давай!»

В тот вечер мы все были не в духе, но все же устроили семейный совет: надо было решать, что делать с Руди. Цуппи настояла, чтобы он тоже присутствовал. Над Руди снова сгустились тучи, а ведь маме с папой и без него проблем хватало, и им было некогда придумывать, как еще исхитриться, чтобы он остался с нами. (Именно поэтому присутствие Руди было так важно, ведь речь шла о его будущем). Но Руди, единственный из всех, кто собрался на кухне, выглядел веселым и беспечным. Он сидел, завалившись чуть набок, и похрюкивал, положив голову Цуппи на колени. Но при этом внимательно следил за нами и, услышав свое имя, наклонил голову и навострил уши, словно понимал, что речь о нем.

Мама сразу заявила: надо отвезти Руди в деревню. Цуппи расплакалась. Она хотела еще раз попробовать научить Руди каким-нибудь трюкам, может, еще и получится сделать из него циркового артиста.

— Никакой он не артист, — покачал головой папа. — Только и умеет, что бегать.

— А давайте свозим его разок на свиные бега? — предложила вдруг Бетти. Она видела по телевизору такую передачу — Свинье-бегуну наверняка разрешат остаться жить на стадионе.

— Вот еще! Этак нам придется потом возить Руди на соревнования, — возразила мама. — Да и где вообще устраиваются эти бега?

— Я могу спросить, — сказала Бетти. — Позвоню в эту газету. Они-то уж точно знают.

Папа и мама посмотрели на Руди, а он поднялся и, казалось, готов был сейчас же выйти на старт.

— Ладно. Попытка не пытка.

В следующее воскресенье мы поехали в Оттендорф — на свиные бега.

Уже издалека можно было догадаться, где будут проходить соревнования: на стоянке было полным-полно машин с прицепами. Из окрестных деревень съехались фермеры и привезли на бега своих свиней — те стояли в переносных стойлах или сидели на привязи. На мачте развевался флаг, в палатках продавали сосиски и напитки. Зрителей тоже была туча. Руди, сидевший в багажнике, очень оживился: ого, сколько свиней!

Трибуну сколотили из широких досок, сбоку приделали лесенку Две беговые дорожки длиной семьдесят метров разделял заборчик. На стартовой линии стояли две деревянные кабинки — такие узкие, что свиньям в них было не повернуться. И тут ведущий закричал в микрофон:

— Начинается забег: Молли-Молния против Золотой Щетинки.

— На старт! — приказал судья.

За Молли-Молнией в кабинке встал мужчина, за Щетинкой — какой-то мальчик.

— Внимание!

Тут мужчина и мальчик заорали во всю глотку, подбивая свиней бежать.

— Марш!

Заслоны в кабинках подняли, соперники выскочили и помчались каждый по своей дорожке прямиком к цели. Зрители на трибунах подбадривали:

— Скорее, скорее!

Щетинка была еще молоденькой, худенькой, шкура ее на солнце и впрямь отливала золотом. А Молли-Молния, наоборот, оказалась опытным бегуном. Она прибежала первой с большим отрывом. Ведущий крикнул в микрофон:

— Браво, Молли-Молния, ты пробежала дистанцию за минуту и семь секунд! Владелец Молнии получает от Фольксбанка чек на пятьдесят марок. Аплодисменты победительнице и ее хозяину, господину Вальдману!

Зрители захлопали. И Вальдман повел свою свинью на место.

— Наш Руди обязательно должен участвовать, — сказала Цуппи. — Он наверняка победит!

— Для этого надо сперва заплатить взнос в пятьдесят марок, — напомнил папа.

— Но мы же потом их отыграем!

— А если нет? Десять марок за вход с каждого, да еще пятьдесят — первоначальный взнос. Это большие деньги. У нас дома что — сундук с золотыми дукатами?

— Сундука у нас нет, — согласилась мама, — но раз уж мы сюда приехали, пусть Руди тоже пробежит.

— За пятьдесят марок! — возмутился папа.

— Да, за пятьдесят марок, заработанных мной честным трудом, а не упавших с неба.

— Ну конечно! — тут папа обиделся. — Значит, один я такой зануда, вечно порчу вам веселье, да еще и жадина в придачу.

— Не говори глупостей, — улыбнулась мама, — ничего такого я не говорила, сам знаешь.