Говорить мирно в мире, полном конфликтов. То, что вы скажете, изменит ваш мир - Маршалл Розенберг

– Да.

– Как вы чувствуете себя сейчас?

– Совсем иначе. Мне грустно, но я уже не так подавлена, не так зла на себя.

– Какие же потребности вы пытались удовлетворить, когда делали это?

– Думаю, что моему поведению нет оправдания.

– На самом деле вашему поведению есть очень хорошее оправдание. Вы делали это по той же причине, по которой все люди делают что-либо: чтобы удовлетворить потребность наилучшим способом, который был вам известен на тот момент. Какова была ваша потребность?

– Я всего лишь хотела проявить уважение к вам и остальным членам этой группы и прийти вовремя на тренинг.

Так мы помогли ей разобраться с тем, насколько отчаянно важно для нее уважать договоренность во времени, которую мы заключили. Если человек умеет так проявлять эмпатию к себе, то, когда он начинает себя критиковать, ему легче перевести чувство вины в осознание неудовлетворенной потребности.

У людей, способных относиться к себе с эмпатией, гораздо лучше получается извлекать уроки из собственных ограничений, не теряя при этом самоуважения – не испытывая чувства вины и не впадая в депрессию.

Фактически, если мы не способны проявлять эмпатию к самим себе, нам будет очень трудно делать это по отношению к другим людям. Если, совершая ошибку, мы по-прежнему думаем, что с нами что-то не так, то совершенно так же мы будем думать и о других людях. Когда мы можем проявлять эмпатию к себе и оставаться на связи с нашим истинным «я», мы слышим или ощущаем, какие потребности остаются неудовлетворенными нашими действиями. К тому же нам становится видно, какие потребности мы пытались удовлетворить, совершая эти действия. Когда мы осознаём свои потребности, мы способны лучше удовлетворять их, не теряя при этом самоуважения. Также мы способны перестать осуждать других за то, что они говорят или делают.

ННО учит нас, как установить мир внутри себя, когда налицо конфликт между тем, что мы сделали, и тем, что мы хотели бы сделать. Как мы будем вносить свой вклад в создание мира во всем мире, если применяем насилие по отношению к самим себе? Мир начинается внутри нас. Я не говорю, что нам необходимо полностью избавиться от того, что в нас было заложено насильственным путем, перед тем, как взглянуть на окружающий мир и начать вносить свой вклад в социальные перемены на более широком уровне. Это нужно делать одновременно.

Очень часто на наших тренингах мы проводим работу по исцелению. Представьте себе, что это происходит на глазах у восьмидесяти или девяноста человек – более чем достаточно свидетелей, которые могут подтвердить эффективность нашего подхода. Участники регулярно говорят мне о том, что они получили больше за тридцать-сорок минут семинара, чем за шесть-семь лет традиционной психотерапии.

Во-первых, здесь мы очень мало говорим, если вообще говорим, о прошлом. Я понял, что разговоры о том, что произошло много лет назад, не только препятствуют исцелению, но и способствуют сохранению и усилению боли. Ведь вам приходится заново переживать эту боль. За годы практики я убедился, что мы по-настоящему помогаем людям, обсуждая именно то, что происходит с ними в данный момент, в настоящем, – хотя это и идет вразрез с теорией психоанализа.

Прошлое – отличный стимул для исцеления, и мы не отрицаем его влияния на настоящее, но и не «зацикливаемся» на нем.

Во время семинаров я часто играю роль человека, который в прошлом причинил кому-то боль. Нередко это бывает один из родителей. Я могу играть роль отца, который бил или насиловал конкретного человека в детстве. Итак, я сижу рядом с ним и играю роль того, кто является источником его страданий, но только так, будто он знает ненасильственное общение. Я начинаю с сочувствия и говорю: «Что до сих пор живо в тебе как результат тех поступков, которые совершал я?» Заметьте, мы не обращаемся к прошлому и обсуждаем не мои поступки, а то, что живо в человеке, что до сих пор остается в нем после того, что произошло в прошлом.

Чаще всего люди не знакомы с ненасильственным общением, поэтому они могут рассказать мне о том, что живо в них, только поставив диагноз: «Как ты мог это сделать? Ты был очень жестоким. Как отец вообще может бить своего ребенка?» Тогда я начинаю с того, что говорю: ««Я слышу, что тебе…», – а затем, используя ненасильственное общение, перевожу это на то, что они чувствуют и каковы их потребности. Играя роль отца, я вступаю в эмпатический контакт с их болью, даже если они говорят о ней не напрямую.

В ненасильственном общении мы знаем, что все эти диагнозы – отчаянное выражение того, что человек чувствует и каковы его потребности в данный момент. Так что я продолжаю до тех пор, пока они окончательно не разберутся с тем, что на данный момент живо в них, что все еще является для них болезненным. А потом, когда они осознают все это, я начинаю сожалеть о содеянном, по-прежнему оставаясь в роли отца. Не извиняться, а именно выражать сожаление, горевать об этом.

Ненасильственное общение показывает нам различие между сожалением и извинением. Извинение, в сущности, – часть языка насилия. Извиняясь, мы признаем свою вину – нас следует осуждать, мы должны раскаиваться, мы просто ужасны. И только когда мы со всем этим соглашаемся, когда мы достаточно раскаялись за все, что сделали, – только тогда мы можем получить прощение. Слово «извините» – часть этой игры. Мы можем получить прощение, только если достаточно себя ненавидим.

Игра, в которой мы соглашаемся с тем, что ужасны, что с нами что-то не так, не приводит к исцелению; для исцеления нужно заглянуть внутрь самих себя и увидеть, какие из наших потребностей не были удовлетворены нашим поведением. И когда мы понимаем это, даже страдание начинает ощущаться иначе. Это более естественное страдание, тот вид страдания, который ведет к обучению и исцелению, а не к ненависти к самому себе и не к чувству вины.

Итак, будучи в роли отца, я сначала проявляю эмпатию к дочери, а потом выражаю сожаление. Я могу сказать: «Мне ужасно грустно видеть, что мой способ справиться с собственной болью тогда причинил тебе столько страданий. И это тоже не удовлетворило мои потребности, ведь они были совсем в другом – в том, чтобы способствовать твоему благополучию». Так звучит сожаление. После полного выражения сожаления, отец может объяснить дочери, что происходило у него внутри, когда он совершал все те ужасные вещи. На этом этапе мы действительно погружаемся в прошлое, но не для того, чтобы обсуждать произошедшее, а чтобы помочь дочери увидеть, что чувствовал отец, совершая все те поступки.