Пугачёвщина. Что это было? К 250‑летию пугачевского бунта - Андрей Валентинович Болдырев

Запада, вроде какого-то Михаила Саакашвили или Владимира Зеленского тех времен. Для подражателей Запада важно быть в Европе хоть кем-нибудь, можно даже последним, но зато в Европе. Проект же Петра состоял в том, чтобы быть в Европе первым и никак иначе, то есть победить Европу её же собственным оружием. Точно так же, как царь Алексей Михайлович хотел победить Европу её собственным оружием, а именно обновлённым и универсальным христианством и самым исконным православием греческого обряда, точно так же Пётр хотел победить Европу самым лучшим, чистым и высоким Просвещением, то есть сделать из России самую просвещенную монархию мира, построенную на научных, ремесленных, технических и культурных достижениях. Именно поэтому «птенец гнезда Петрова» В. Н. Татищев приказывает картографу Страленбергу прочертить границы Европы и Азии по-новому, в результате чего граница теперь проходит по Уралу, а центр Европы оказывается в Санкт-Петербурге.

Вот какие высокие имперские и универсалистские мотивы двигали российской государственной элитой. И реализация этих мотивов Романовыми привела в конечном итоге к тому, что Российская империя стала самой большой империей в Евразии, соперничала с мировой империей – Великобританией, породила золотой, а позже и серебряный, век в русской и мировой культуре и вообще имеет беспрецедентные исторические достижения. Это вопреки мнению Пыжикова, что романовская империя была некой паразитарной дворянской кликой западного образца, которая всеми силами стремилась подражать Западу, всячески насилуя национальное своеобразие русского народа.

Пыжиковская концепция Пугачёвской войны полностью отражает его общую историческую концепцию развития России, однако в ней есть определённые детали, на которых мы должны остановиться. Первое, что отмечает Пыжиков в главе, посвящённой Пугачёвской войне, в книге «Славянский разлом. Украинско-польское иго в России»[9], это то, что про Пугачёвскую войну написано огромное количество научной и околонаучной литературы. Однако вся эта литература грешит либо тенденциозным советским подходом, где Пугачёвскую войну видели исключительно с точки зрения классовой борьбы, либо она грешит романовским подходом или романовской схемой, как её называет Пыжиков, когда под восставшими бунтовщиками понимался некий различный сброд, в том числе и народный, не просвещенный светом христианства. И те, и другие историки, романовские и советские, как утверждает Пыжиков, «буквально вымарывали староверческий след, убирая упоминания о расколе», более того, «приверженцев старой веры, участвовавших в войне, постановили считать не русскими, а лицами без определенной национальной идентификации»[10].

Пыжиков в своём исследовании хочет восстановить историческую справедливость и показать роль старообрядцев в расколе. И нужно сказать, что это одно из немногих исследований, в котором обращается внимание на этот фактор. Но прежде Пыжиков упоминает такой факт, что Россия в принципе соскучилась по царю за долгое время, пока Россией правили царицы. Восшествие на престол Петра Федоровича, что называется, совпало с народными ожиданиями, и царя сразу же стали идеализировать. Несмотря на то что он делал, несмотря на его общую политику, у него был своего рода «медовый месяц» в общении с народом.

Конечно, Пётр III был совершенно далёк от основной народной массы России, но мифологическое сознание народа приписывало ему различные чудесные желания и способности, связывало с ним самые различные ожидания, в том числе ожидания насчет послаблений в отношении старой веры, старообрядчества, которого, по Пыжикову, придерживалось чуть ли не большинство населения. Убийство Петра III сразу же породило молву о его чудесном спасении и о том, что он был народным царём, народным защитником, ну и конечно, якобы симпатизантом старой веры. Поэтому даже до появления Пугачёва молва уже говорила о том, что вместо царя похоронен какой-то капрал, а истинный царь спасён и где-то скрывается.

Сам Пугачёв к этому не имел никакого отношения, поскольку участвовал в Семилетней войне с Пруссией, потом в войне с Турцией и слабо представлял себе, к тому же будучи православным, вообще-то говоря, что происходит на Урале, в Центральной и Восточной России. Если бы не одна неприятность, которая с ним случилась после его выхода в отставку, то, возможно, он никогда бы и не пошёл в бунтовщики. А. С. Пушкин в «Капитанской дочке» рисует портрет Пугачёва как авантюриста, который живёт по принципу: лучше один раз напиться крови как орёл, чем как ворон всю жизнь клевать мертвечину. Конечно, ничего не говорит об авантюрном характере Пугачёва до известных событий. Однако после того, как Пугачёв подрядился помочь родственникам жены бежать за Терек, – а они были пойманы и оговорили Пугачёва, – ему самому пришлось удариться в бега. И он нашёл поддержку именно у старообрядцев.

Старообрядцы, сеть которых покрывала всю Россию, имели свои пароли, свои явки и свои укромные места, а также своих людей по всей стране таким образом, что беглый человек, которому старообрядцы решили помочь, передавался от дома к дому, от селения к селению по принципу эстафеты. Таким же образом и Пугачёв добирается до известного старообрядческого настоятеля Филарета Семёнова. Бывший купец второй гильдии и очень влиятельный в старообрядческом мире человек проводит с Пугачёвым очень серьезную политинформацию, рассказывая ему и о текущей ситуации в стране и о старообрядчестве в целом. Он надоумливает Пугачёва скрываться именно на Яике, поскольку именно там центральная власть наиболее слаба и раздражение людей наиболее сильно, так как совершенно недавно там состоялся бунт, который был жестоко подавлен: казачий круг был распущен, набатный колокол был снят и проводилось следствие в отношении бунтовщиков, которые отстаивали свои прежние казачьи привилегии.

Пугачёв появляется на Яике и обещает, как знаток Дона, Кубани, Терека, вывезти бунтовщиков или тех, кто попал под следствие, в те места, откуда выдачи нет, то есть, собственно говоря, за Дон и за Кубань и далее даже в Турцию. Там же он говорит о том, что турецкий паша будет рад прибытию большого количества лихих служивых людей и казаков, которые турками ценятся в качестве хороших воинов. Тем не менее Пугачёв был вновь арестован, закован в кандалы и здесь в тюрьме выдавал уже себя за старообрядца, молился двуперстным крестом и говорил о том, что ранее был старообрядческим купцом.

В это время уже стали появляться самозванцы, выдающие себя за Петра III, в том числе в марте 1772 года крестьянин Федот Богомолов выдавал себя за монарха, но был схвачен. Эти идеи и поддержка Филарета окончательно убедили Пугачёва в том, что ему нужно попытаться выдать себя за самозванца.

Получить мягкий приговор Пугачёву помогают всё те же старообрядцы, в частности игумен Филарет и его помощники. Пугачёва били плетьми, отправили на каторгу в Сибирь, но с облегчённой охраной, от которой он легко бежал, рассказав, что выходит из тюрьмы для прошения милостыни. Дважды