Тлеющий огонь - Пола Хокинс

— Думаю, что они могли бы приехать сами и забрать его. Им бы это понравилось, Си, ты же знаешь, как мама его обожает…

— О, ради бога! Если ты действительно хочешь поехать со мной, то ему придется отправиться к моей сестре. И не делай такое лицо, Энджи тоже его обожает, живет в пяти минутах ходьбы от нас, а на что-то другое у меня сейчас нет времени.

— Но…

— Пусть в этот раз он побудет с Энджи, а в следующий может поехать к твоей маме.

Только следующего раза не было.

В воскресенье утром в их гостиничном номере раздался звонок. Они собирались в Лондон и укладывали вещи, споря, каким маршрутом лучше ехать. Позвонивший попросил их спуститься к стойке регистрации, затем, казалось, передумал, поговорил с кем-то еще, а потом сказал, что им лучше подождать в номере и сейчас к ним придут.

— Это что вообще такое? — спросила Карла, но ответа не получила.

— Бьюсь об заклад, что какой-то ублюдок вскрыл машину, — предположил Тео.

Вошли двое полицейских, мужчина и женщина. Они сообщили, что в доме сестры Карлы произошел несчастный случай. Бен упал с балкона второго этажа на ступеньки в саду.

— Но она никогда не открывает дверь в кабинете, — не понимая, что происходит, возразила Карла. — Перила на балконе сломаны, поэтому дверь всегда закрыта.

Однако дверь оказалась не заперта, и маленький Бен выбрался наружу, проскользнул через перила и упал на каменные ступени в двадцати футах под ним. Его нашел восьмилетний двоюродный брат, который играл в саду, и сразу же вызвал «Скорую».

— С ним все будет в порядке? С ним все будет в порядке?

Карла повторяла этот вопрос как заведенная, но Тео уже упал на колени и по-звериному завыл. У женщины-полицейского в глазах стояли слезы и дрожали руки. Покачав головой, она сказала, что ей очень жаль, что «Скорая» прибыла в считаные минуты, но ничего уже сделать было нельзя.

— Но с ним все будет в порядке? — снова спросила Карла.

Мать Карлы и Анджелы умерла от рака груди, так и не успев состариться, а их отец остался жить в приходившем в упадок трехэтажном фамильном особняке на Лонсдейл-сквер, хотя сразу было понятно, что для него это не лучший вариант. Подъем из кабинета на втором этаже в спальню на третьем занимал все больше времени, становился все более опасным. Сад пришел в запустение и зарос, водостоки были забиты, крыша протекала, оконные рамы начали гнить. А кованые перила маленького итальянского балкона, на который можно было выйти из кабинета, полностью проржавели.

Отец переехал в дом престарелых за шесть месяцев до своей смерти, и, поскольку Карла к этому времени уже жила с Тео, в особняке поселилась Анджела. У нее были грандиозные планы по приведению его в порядок, на что могли уйти долгие годы кропотливой работы, — она даже разработала эскизы фресок, которыми планировала украсить коридоры и потолок над лестницей. Но сначала требовалось провести основные ремонтные работы, и первым делом — починить крышу. На это ушли все свободные деньги, поэтому все остальное пришлось отложить до лучших времен.

О ржавых перилах даже не вспоминали, пока не родился Дэниел. Когда он немного подрос и начал ползать, Анджела заперла дверь кабинета и никогда ее не открывала. Дверь постоянно была заперта. Все время без исключения.

— Где была Анджела? — Карла и Тео сидели на заднем сиденье полицейской машины; никто из них не был в состоянии вести машину. — Где она была? — Карла говорила почти шепотом, а ее глаза были плотно зажмурены. — Я просто… я не понимаю. Где была Анджела?

— Она находилась в своей спальне, — ответила женщина-полицейский. — Наверху.

— Но… почему «Скорую» пришлось вызывать Дэниелу? Чем была занята моя сестра?

— Судя по всему, когда произошел несчастный случай, она спала, — пояснила женщина-полицейский.

— Она не спала, — произнес Тео, — она отсыпалась с похмелья. Разве не понятно?

— Мы не можем этого знать, — заметила Карла, накрывая его руку своей.

Он резко выдернул руку, будто обжегся.

— Неужели?

Полицейские сразу отвезли их в больницу Уиттингтона. Там их встретила сотрудница по связям с семьями, которая пыталась убедить их не смотреть на тело сына.

— Будет намного лучше, — сказал она, — если вы запомните вашего маленького мальчика в самые счастливые моменты его жизни. Как он бегал или катался на велосипеде…

Но они ее не послушались. Ни он, ни она не могли не увидеть его в последний раз, и просить об этом было глупо.

В холодной, ярко освещенной комнате Тео и Карла провели больше часа, передавая сына друг другу. Они целовали его пухлые пальчики и ступни. Согревали его холодную плоть руками и слезами. После этого полицейские отвезли их домой, на Ноэль-роуд, где ждали родители Тео.

— Где она? — были первые слова Тео, обращенные к матери.

Мать кивнула в сторону лестницы.

— Там, наверху, — сдавленно ответила она. Ее окаменевшее от горя лицо походило на маску. — В комнате для гостей.

— Тео, — сказала Карла, — прошу тебя.

Вскоре она услышала его крик:

— Ну что, сука, проспалась? Ты была с похмелья? Ты оставила его, оставила одного, оставила дверь открытой, ты оставила его. Ты оставила его! Ты оставила его!

Анджела рыдала и, опустившись на колени, билась в истерике, но Тео не сдавался.

— Вон из моего дома! И никогда сюда не приходи! Я больше не хочу тебя видеть!

Карла услышала, как Дэниел тоже закричал:

— Оставь ее! Дядя Тео! Пожалуйста! Оставь ее!

Они спустились вниз, Анджела и Дэниел, держась за руки. Анджела хотела обнять сестру, но Карла ей не позволила; она отвернулась, сгорбилась и присела, сжавшись, как животное, защищающееся от хищника.

Когда они ушли и входная дверь закрылась, мать Тео повернулась к Карле и спросила:

— Почему ты не позволила ему приехать ко мне? Я бы о нем позаботилась.

Карла поднялась, сжала руки в кулаки, прошла через кухню в задний сад, где посреди лужайки лежал на боку трехколесный велосипед ее сына, и зашлась криком.

Карла и Тео бесконечно винили себя и друг друга; каждая фраза начиналась с «если».

Если бы ты не поехала на конференцию…

Если бы ты не настоял на том, чтобы поехать со мной…

Если бы тебя так не волновало, что подумают другие…

Если бы мы отправили его к моим родителям…

Их сердца были разбиты, разбиты навсегда, и никакая любовь — какой бы глубокой и пылкой она ни была — не могла их исцелить.

Через двадцать три часа после задержания полицейские отпустили Лору домой. Эту новость сообщил ей Лысый.