Лес видений - Павлина Морозова

– Негоже тебе спать на твёрдом и холодном полу! – заявил он и послал Немиле хитрый взгляд. – Погладь меня по волосам лучше, они гладкие и шелковистые, потому что я их раз в несколько дней дождевой водой и снегом мою, да маслом понемногу смазываю.

Немила обрадовалась и согласилась. Иван скинул с себя шапку, обнажив ухоженную гриву чёрных и жирных, как плодородная земля, прикрыл чёрные глазоньки, а она принялась наглаживать и перебирать лоснящиеся прядки.

– Тебе нравится, Иванушка? – робко спросила она через время.

– Дюже приятно, – выдохнул Иванушка. – У тебя ловкие пальчики.

Раньше она часто наглаживала волосы батюшке, только он обычно сидел на полу, а она – на табуретке, чтобы было удобнее. Батюшке тоже нравилось, когда она перебирала его золотые с проблеском серебра пряди. А вот ей самой жутко не нравилось, когда трогают её голову, ненавидела она и расчёсываться, и когда в детстве деревенские мальчишки дёргали за косу. Готова она была прибить этих мальчишек, хоть батюшка и смеялся, говоря, что они так выражают своё расположение. Сейчас эти мальчишки уже выросли, начали засматриваться на девиц и приглядывать себе невест, но Немила с ними всеми держалась прохладно, никого не выделяя и не приближая к себе. Однако она и никого не отталкивала, потому как чужое внимание и лёгкое заигрывание могли её развлечь и порой приятно будоражили кровь.

Пока Иванушка не уснул, Немила решила снова попытать счастья разговорить своего возлюбленного. Она игриво дёрнула за одну из прядок и спросила, растягивая буквы его имени:

– Ива-анушка! Поведай мне про своё житьё-бытьё в Лыбедь-граде. Какой он, град белокаменный? А дворец? Правда ли, что тот отливает серебром и золотом? А сколько в нём комнат? Говорят, не счесть? Я слышала, во дворце прислуживает столько народу, больше, чем в нашей деревне?

– Ты что же, никогда не была в стольном граде? – со смешком спросил Иванушка и снова направил её руку к своим волосам. – Ещё погладь!

Немилу смутил смешок Ивана, она непроизвольно искривила губы в форме перевёрнутого вниз рогами месяца и промямлила:

– Батюшка пообещал, что летом…

Иван, видать, почувствовал переменившийся настрой Немилы. Он схватился за руку Немилы и переплёл её пальцы со своими.

– Хорошо, я расскажу тебе про град и про дворец, – ласковым голосом прошептал он. – Закрой глаза и слушай.

Сердце её заколотилось часто-часто, она вся разомлела от нежности и от внезапно нахлынувшего жара.

Ох, сейчас бы лучше целовать эти маленькие губы, похожие на сочную ягоду, губы, которые царевич словно нарочно немного оттопырил, чтобы подразниться, но нельзя. Нельзя!

Как там было? Три ночи под одной крышей провести, а на третью поцелуем скрепить будущий союз, и только тогда проклятие будет снято.

Немила выдохнула.

Получилось как-то чересчур судорожно и нервно. Царевич отпустил её руку, откинулся, поднял с пола свечу и задул огонь.

– Так-то лучше, а то меня твои прелестные глаза уж очень отвлекали, – раздался из темноты повеселевший голос. Иван принялся ворочаться на месте.

– М-да-а, это, конечно, не моя опочивальня. Вот у меня там знаешь какого размера постель была? Как три… нет, четыре твоих в ширину, и ещё в два раза выше, и мягкая!

Немила заинтересованно вскинулась.

– Что, такая большая и мягкая?

– А то! И опочивальня у меня знаешь какая! Твоя комнатёнка в сравнении – что каморка! В моей опочивальне целый отряд может разместиться! Из окон я могу обозреть и град свой, и реку широченную, и лес… – он мечтательно умолк. – А из другого окна море видать, представляешь! Белокаменные стены дворца отражают дневной свет и в солнечную погоду кажутся золотыми, а в пасмурную – хрустальными. Купола у дворца сделаны из чистого серебра, и каждый месяц дюжина рабочих полирует их до блеска.

Немила закрыла глаза и представила себе дворец. Описания царевича и батюшки в её голове соединились, и внутреннему взору предстала полная картина: венчающий оба холма дворец был подобен полупрозрачному облаку, сквозь которое беспрепятственно могли проходить солнечные лучи. Желаннейшее место в мире!

– А что же люди? Какие люди живут в прекрасном Лыбедь-граде? – нетерпеливо спросила Немила. Ей казалось, что ещё чуть-чуть, и она как наяву увидит свою будущую опочивальню, из окна которой будет обозревать раскинувшийся у подножия холмов град. Она, простая крестьянская дочь! Станет женой этому молодому царевичу, чьё дыхание она слышит в темноте! И наденет такой же, как у него, богато изукрашенный кафтан, а гулять будет по прекрасному саду, в котором когда-то давным-давно гуляла сама царица Лыбедь!

У неё будут настоящие слуги, которые будут величать её царевной Немилой! (В царицы она разумно не метила, понимая, что до младшего сына очередь на правление может и не дойти).

Иван сонно переспросил:

– Люди? А что люди? Люди как люди, ничего особенного. Дети заняты своими детскими делами, взрослые работают в поте лица на процветание царства, а молодые девицы ищут женихов… Всё как везде, только мастерских и лавок больше, да дыма валит иногда из них столько, что дышать трудно…

Немила тихонько лежала с закрытыми глазами. Спиной она упиралась в бревенчатую стену, коленками касалась шёлковых шаровар. Она была уверена, что за словами царевича последует продолжение, но, когда из темноты раздалось мерное сопение, она с некоторым разочарованием поняла, что её возлюбленный уснул.

В темноте Немила нащупала чужую руку и переплела пальцы царевича со своими. На душе её было легко и радостно от мыслей о том, что Иван стал ей теперь чуточку ближе, хоть и уснул в неподходящий момент. Долго она лежала без единого движения и предавалась мечтам, а уснуть смогла лишь глубокой-преглубокой ночью, когда до пробуждения оставалось не так уж много, а, впрочем, какая разница, ведь ей и так никогда не удавалось поспать вволю.

Вскоре после того как она заснула крепким сном, за окном раздался одинокий и тревожный петушиный крик. Немила с облегчением вздохнула, когда в постели стало гораздо просторнее, раскинула по сторонам руки-ноги, но не проснулась. До рассвета было ещё далеко.

Следующий день в основном стал таким же, как предыдущий, не считая того будоражащего возбуждения, которым наполнялось тело Немилы каждый раз, когда она представляла, как сегодня – уже сегодня! – её губы коснутся тех, особенных, на вид таких мягких и одновременно жёстких, сияющих розовым золотом. Даже спать особо не хотелось, и работа в руках спорилась, выполнялась быстро, чисто, словно и без немилиного участия, поскольку мысли её были очень далеко.

Едва дождавшись окончания ужина, Немила снова, как вчера, выскочила на улицу, едва успев натянуть на себя полушубок. На всякий случай она попеременно поглядывала то на небо, то под ноги. Утром возлюбленный вновь улетел от неё в облике летучей мыши, кто знает, чего ждать теперь?