Виза на смерть - Мария Шкатулова

— А жены?

— Жены, даже если и были знакомы, то только так, на уровне «здрасте — до свидания», потому что жили в одном доме и наверняка встречались во дворе. Никаким бизнесом ни та ни другая никогда не занимались. Сапрыкинская вообще последние двадцать лет нигде не работает, а жена Шрамкова к тому же намного ее моложе… Так что тут ничего общего между ними мы не нашли.

— А что Зайцева?

— Тут, Олег Иванович, похоже, все чисто. Мальчишка остался без отца, и бабу жалко — обычная история…

— То есть что же получается? Все наши версии — в том числе о женской мести — коту под хвост? И все, что нам остается, это искать серийного убийцу, охотящегося на дипломатов, про которого крапает свои статейки Хинштам?!

Полковник оглядел оперативников с таким негодованием, будто они сами выпустили маньяка из клетки.

— Что это за серийник, который убивает раз в три года? — мрачно возразил Сурин.

— Накаркать хочешь? — грозно вперился в него глазами полковник.

— Тут каркай, не каркай… Я одного не понимаю: Юра сказал, что Шрамков работал в ООН? А как он там очутился, если Сапрыкин его зарубил?

— Я сам вначале не понял, — ответил Лобов, — но в МИДе мне все разъяснили. Сапрыкинская комиссия утверждала кандидатуры на работу в международные организации…

— Так ООН это и есть?..

— Ты не понимаешь. В ООН, как и во всякой организации, есть свой аппарат, и работают в этом аппарате международные чиновники из разных стран. А еще при ООН есть российское представительство, в котором работают чиновники не международные, а наши, российские… Так вот Шрамков работал именно в представительстве…

— А хотел, стало быть?..

— А хотел, знамо дело, в аппарате.

— Какая разница-то?

— Ты что, с луны свалился? Там и зарплаты другие, и статус неизмеримо выше, а про пенсию и говорить нечего…

— Хватит вам чужие деньги считать — свои отрабатывать надо, — проворчал полковник и, встав из-за стола, зашагал по кабинету, заложив руки за спину.

— Олег Иванович, тут есть еще одно обстоятельство, — начал Лобов, проследив за ним взглядом.

Полковник повернул к нему голову.

— Ну? Выкладывай.

— У Шрамкова, я имею в виду старика, есть дочь, молодая женщина тридцати двух лет, незамужняя. У нее — ребенок, трехлетняя девочка. Так вот, эту девочку в понедельник похитили.

Богданов резко остановился.

— Что значит — похитили?

— По словам старика, ребенка увели из-под носа у матери во время прогулки прямо во дворе и по телефону назначили выкуп в сто тысяч зеленых. Сообщать милиции она сама не хотела и родителям запретила. Она как увидела нас с Суриным, как заорет: «Ты зачем сдал нас ментам?» Схватила сумку с деньгами и убежала.

— Откуда у нее такие деньги? Собственный бизнес?

— Нет. Отец сказал, что она — что-то вроде садовода. Зарабатывает неплохо, но таких денег у нее, конечно, нет. Им пришлось продать квартиру сына. Того самого, убитого три года назад.

Полковник нахмурился.

— Разве квартира отошла не вдове?

— Вдова от нее отказалась.

— Как это — отказалась?

— Дело в том, что она с ребенком так и осталась в Америке. Старик на эту тему не очень-то распространялся, но, как я понял, квартиру она им оставила в качестве своего рода компенсации за внука.

— Так кому она принадлежала-то? Дочери старика Шрамкова?

— Нет. Квартира перешла старикам. Дочь прописана у них, и своего жилья у нее нет.

Полковник покачал головой.

— Н-да. Тридцать два года, мужа нет, своего жилья нет… С отцом, если я правильно понял, нелады… Если предположить, что старик отказал ей в квартире, не могла ли она прибегнуть к крайним мерам и инсценировать похищение собственного ребенка?

Лобов пожал плечами.

— В принципе — могла.

— Та-ак… — протянул полковник и посмотрел на Гулина, — поезжай сегодня же туда и во всем разберись, и в первую очередь отработай версию об инсценировке. Если выяснится, что мать ни при чем, будем смотреть, есть тут связь или нет.

— Какая связь? Между убийством Сапрыкина и похищением?

— Между двумя убийствами и похищением, Юра.

— Никакой, — уверенно ответил Лобов.

— Думаешь?

— Ну что вы, Олег Иванович, какая тут может быть связь? Опять же, если мать не виновата, ребенка похитили явно с целью получения выкупа. Кто-то, кто знал, что у Шрамковых есть квартира, за которую можно получить такие деньги.

— Кстати, какая квартира-то?

— Трехкомнатная.

— А тебе не кажется, что трехкомнатная квартира в этом доме стоит намного больше?

— Ну, наверное, — согласился Лобов.

— Да не наверное, а точно. Раза в два как минимум.

— Ну и что?

— «Что-что»? — передразнил полковник. — Не знаю что. Мне непонятен похититель, который при всех рисках и при полном успехе своего трудного дела снимает со своего предприятия не все сливки.

— Мало ли какие у него могли быть соображения? Может, он хотел скорее, а продать квартиру за два дня дело непростое. И потом, черт его знает, может, это действительно инсценировка?..

— Тогда тем более непонятно. Если это дочь — ей-то зачем свое упускать?

— Ну, не знаю, — покачал головой Лобов. — Так или иначе, к убийствам это, по-моему, отношения не имеет.

— Хорошо, если ты прав… — задумчиво произнес полковник и, немного помолчав, добавил: — Ступайте, работайте и не забывайте сразу же меня информировать.

— Представьтесь, пожалуйста, — говорит ведущий, подходя с микрофоном к худенькой блондинке в цветастом платье.

— Надя Кашина, — смущенно бормочет девушка.

— Расскажите нам вашу историю.

Надя собирается с духом и, стараясь не смотреть в нацеленную на нее камеру, начинает свой рассказ:

— Три года назад я отдыхала в Крыму, и там мы познакомились с Милованом…

— Милован… это ведь не русское имя?

— Ну да… Он — югослав…

— Так… Понятно… И что же дальше?

— Сперва он мне не понравился… то есть… не знаю, как сказать… я его немножко боялась…

— Почему? — снисходительно улыбается ведущий.

— Не знаю.

История Нади Кашиной похожа на тысячу других подобных историй. Сперва она сторонилась его, даже боялась — все-таки иностранец. Ее пугал его акцент, его напористость, его непохожесть на других, даже черные глаза. К тому же он был чуть ли не вдвое старше ее. Но постепенно она привыкла и стала ждать по утрам, когда он появится под ее окном. На пятый день они отправились на первую совместную прогулку. Шли по берегу моря, и он шептал ей, что она красивая, что у нее необыкновенные глаза, что он никогда не видел таких волос, а главное, она такая добрая, а он — такой одинокий… В подмосковном Калининграде, где жила Надя, никто никогда ничего подобного ей не говорил — своего мальчика у нее не было, и про то, какая бывает любовь, она знала немного от подруг, немного из дешевых журналов и немного из бесконечных мыльных опер, которые любила смотреть с матерью по вечерам.