На темных аллеях - Татьяна Тронина

Хоть Лена и оказалась несколько загипнотизированной этим драматичным рассказом (писатель, все ж таки!), но ей было очень трудно успокоиться.

— Но вчера-то вы пришли вовремя! — крикнула она.

Тогда ей был предъявлен последний аргумент — пакетик с булочками.

— Вот. Стоял в очереди. Хотел купить к чаю чего-нибудь сладенького. Я думал, мы сегодня будем пить чай.

При виде этого пакетика Ленино сердце начало потихоньку оттаивать.

— Ладно, — примирительно сказала она, — не будем ссориться. Идемте пить чай к вам домой.

— Как — ко мне? — опешил Николай. — А почему не к вам в библиотеку?

— Наша библиотека — не дом свиданий, — отрезала Лена, — сегодня там моя коллега… работает.

Николай весь перекривился от растерянности:

— Но ко мне тоже нельзя…

— Это почему же? Вы, как я поняла, живете один, в отдельной квартире.

— Да, но у меня же… у меня же страшно неубрано! — И Николай привычным размеренным голосом эпического рассказчика, словно Лена была уже не первой девушкой, которая рвалась к нему в гости, принялся живописать свое жилище старого холостяка и, одновременно, творческой личности. Причем живописал это жилище с такими подробностями и такими яркими красками, что Лену мороз по коже продрал. Николай себя не щадил — он поведал даже о своих носках, которые обычно висят у него на люстре — после чего Лена попросила прервать повествование и сказала, что действительно… не стоит идти к нему.

Николай плавно перешел к рассказу о тяжелой писательской жизни. В издательском мире кризис, опубликоваться можно только за свой счет («Вы знаете, я все свои средства потратил, чтобы издать этот сборник!»), пираты в Сети распоясались, а читатели — совсем обнаглели — скачивают книги из Интернета бесплатно.

Лена согласно вздохнула — вот-вот, и библиотеки, не дай бог, скоро закроют… Какие читатели, когда все повадились из Интернета читать?..

Они медленно брели в сторону метро. До дома было еще далеко, вожделенный ужин скрывался в неясном будущем.

— Давайте сюда свою булку, — сказала Лена, — ужасно есть хочу.

Уж в этом ей Николай не мог отказать, поспешно зашуршал пакетиком, передал угощение. Лена, особо не приглядываясь, открыла пошире рот, чтобы захватить побольше нежной сминающейся массы, пахнущей ванилью и обсыпанной сахаром — таковой в ее голодном воображении представлялась булочка, укусила, и… во рту что-то хрустнуло. Пломба! Выпала. Ленины мечты фатально не сбывались сегодня — булочка на деле оказалась засохшим куском какого-то бездарного печева. Ни тебе ванилина, ни хрустящей сахарной корочки — вообще, непонятно, как за таким несъедобным продуктом могли стоять в очереди. У Лены было такое чувство, будто рот у нее набит пенопластом. И пломбу-то, пломбу как жалко…

— Вкусно, правда? — добродушно спросил Николай. — Я выбрал самую дорогую выпечку.

— М-м-м… — первым желанием Лены было выплюнуть эту подозрительную булку, но тогда бы Николай точно обиделся — а ведь он еще нужен в оздоровительных целях. Собрав все свое мужество, Лена прожевала кусок и вместе с обломками пломбы усилием глотательных мышц затолкала его в желудок.

Вторую попытку утолить голод она не решилась предпринять, хоть Николай и смотрел на нее поощрительно. Наверное, он действительно стоял в очереди, но, судя по всему, это было бог весть как давно.

— А что мы будем делать сейчас?

— А мы уже это делаем — мы гуляем. Дышите воздухом, Леночка, любуйтесь природой. Нет ничего прекраснее теплого весеннего вечера. Молодая листва, щебетание птиц… и все такое прочее.

Лена уныло кивнула — да, дескать, я дышу. Окаменелая булка оттягивала ей руку, и положить ее было некуда — на плече у Лены болталась кокетливая маленькая сумочка — только зеркальце в нее и запихнешь, а хозяйственную она сегодня не брала, потому что как-никак на свидание собиралась…

Мимо проносились машины, оставляя за собой серые облака выхлопных газов. С другой стороны тянулась обширная свалка, по которой с мерзким карканьем прыгали несколько наглых городских ворон. Из всей природы были только кустики чертополоха, неряшливо торчавшие у обочины. Лена посмотрела на них с ненавистью — внутри у нее снова закипало возмущение. Рука, которой она держала булку, постепенно немела.

Неожиданно от кучи мусора отползла на четвереньках какая-то темная личность, своим собственным оригинальным запахом заглушая ароматы свалки.

— Подайте нищему на пропитание! — загнусила личность настырно, тычась Лене под ноги.

Удобнее повода избавиться от проклятой булки не найдешь! И опять же доброе дело — человек с голоду умирает, Николай не сможет придраться.

С улыбкой милосердия Лена протянула нищему булку.

Личность посмотрела воспаленным взором на предложенное ей пропитание, пробормотала несколько слов, очень ясно дающих понять, что она, личность, оскорблена в своих лучших чувствах, и шустро уползла обратно, на свалку.

Но Николай все-таки решил придраться.

— Это невежливо с вашей стороны, — обидчиво заметил он. — Я, может быть, старался, покупал, нес…

— Ну и дурак, что старался, — вдруг сказала Лена, — и врешь ты все — этому плесневелому сухарю сто лет в обед!

— Вы что, оскорбить меня хотите? — моментально прокис ее спутник.

— Да, хочу! — закричала она. — Потому что более убогого мужичонки, чем ты, я в жизни не видела! — тут она, конечно, покривила душой, ибо был в ее жизни еще Юрик, который… но это было уже не важно, потому что Николай повернулся и быстро пошел прочь, всем своим видом показывая, что никаких терапевтических услуг Лена от него больше не дождется.

Она несколько мгновений смотрела ему вслед, потом размахнулась и швырнула булку на кучу мусора, сбив нечаянно с ног одну из прыгавших по ней ворон. Та с душераздирающим воплем забарахталась в картофельных очистках, но после все-таки нашла в себе силы и взмыла высоко в небо.

«К черту всех… К черту это здоровье! Ну Кабанец, старая перечница! Чтоб тебе…»

Было уже довольно поздно, когда Лена пришла домой и закрылась у себя в комнате, презрев просьбы тети Нюры поесть ее, тети Нюриных, фирменных котлет.

Девушка распустила волосы, разделась и встала перед зеркалом, принялась оценивающе разглядывать себя. «А я ничего так… Даже очень!»

В зеркале отражалась Прекрасная Елена. На заднем фоне плескалось море, а по нему — бесконечной чередой тянулись парусники. Один из парусников, тот, что с алыми парусами, внезапно сбился с курса и, словно под влиянием какой-то неумолимой силы, стал приближаться к берегу, на котором стояла обнаженная красавица.

…Кстати, в этот же вечер у доктора Кабанец должно было состояться романтическое свидание, на квартире у некоего пенсионера — крепкого еще мужчины, бывшего стрелка ВОХРа. Но свидание не состоялось, поскольку на доктора Кабанец вдруг ни с того ни с сего напала сильная икота, однозначно не позволявшая заняться романтикой.