Столыпин - Аркадий Савеличев

– Никак опять?..

– …опять, а как же иначе!

– Дуэль, дуэль… вы видите?..

Здесь все складывалось прекрасно. Все было уготовлено здешней досужей обстановкой.

– Вытирайтесь, князь, умывайтесь… умоетесь еще и в крови… Пистолеты!

Пистолеты!

Шаховской не так долго и вытирался. Ровно столько, чтобы задержать платок на рассеченной губе.

– А вот это уже лишнее, студиоз. Кровь не здесь проливают…

– Не здесь! У подножия Машука!

– Ба, вполне по Лермонтову. Он ведь как-никак вам родственничек?

Слово «родственничек» совершенно взбесило.

– Родственнички бывают у таких негодяев, как вы, князь. Он мой брат!

– Да… хоть и пятая вода на киселе… Не забыли его судьбу? Куда прикажете?..

– Не забыл… князюшка! Остановился я в пансионе мадам Хонелидзе. Не сбежите?

– Не сбегу, студиоз, не сбегу. И мадам Хонелидзе знаю. Славная мадам! У нее всегда ночуют шутники, которые на тот свет собираются. До скорого свидания.

Ничего не скажешь, князь Шаховской умел держать марку. Вышел еще до того, как обидчик выкрикнул:

– До скорого, убийца… будешь и ты убиенный!

Петра обступили знакомые. Даже петербургские студиозы. Они-то и залились восторженными голосами:

– Ну, Петр Аркадьевич!..

– Молодец, Петро!

– Да, одернул наглеца!..

Одернули и слишком речистых студентов. Партикулярный молодой человек с явной военной выправкой и даже с тонкими, подчерненными усиками прищелкнул щегольскими цивильными каблуками:

– Поручик Ягужин! Корнетом служил у вашего батюшки. Честь имею услужить и вам!

Петр торопливо протянул руку:

– Очень благодарен, очень… Кажется, ведь секунданты нужны?

Поручик покровительственно, хотя и был-то всего двумя-тремя годами старше, посмеялся:

– Ну, Петр Аркадьевич! Ваши познания в дуэльном деле умилительны. Вы хоть пистолеты-то держали в руках?

– Да как-то не приходилось, поручик.

– О, святая простота! – Он решительно взял его под руку, уводя от бесполезной толпы. – Значит, через час я буду у мадам Хонелидзе. Пистолетов, разумеется, у вас нет?

– Откуда, поручик?

– Я поищу. За дуэльные не ручаюсь, придется браунинги…

– Да какая разница, поручик?

– Такая, Петр Аркадьевич. Браунинги бьют сильнее. Доску половую насквозь прошивают. Браунингами были вооружены и убийцы покойного императора. Через час! Потренирую вас да и в форму переоденусь. Так самому увереннее.

Поручик сделал жест рукой, как бы отдавая честь, но вспомнил, что в цивильном, – не донеся руки до виска, убежал.

Петр постарался отделаться от петербургских знакомых. Только сейчас до него дошло, что надо будет стрелять…

Стрелять?

Стрелять!

…Вот так же, наверно, и брат Михаил Юрьевич стоял у подножия рокового Машука. А секундантом суетился их общий родственник, поручик Алексей Столыпин, гусарский молодецкий сынок всесильного в прошлом обер-прокурора, сенатора Аркадия Алексеевича Столыпина; стало быть, двоюродный дядя, поскольку Аркадий и бабушка Елизавета – брат и сестра. Впрочем, дядька был на два года моложе племянника и находился под полным его влиянием; раньше они даже служили в одном гусарском полку, в том же качестве – дуэлянт и секундант – участвовали в нашумевшей дуэли с Барантом, а сейчас, вместо того чтобы вернуться в новый, Дагестанский, полк, застряли в Минеральных Водах. Что поделаешь, захотелось водицы попить!

Все повторялось. Хотя едва ли. Лермонтов-то был боевым офицером, ему не требовалось искать курок проклятого браунинга…

Спокойнее, спокойнее. Поручик Ягужин целый вечер учил его этому. Петр стал даже попадать в висящий на дереве картуз Миколы. Лукавый хохол подоспел, конечно, за деньгами, простодушно объяснив:

– А вдруг как убьют вас, Петр Аркадьевич… прости, Господи, мои прегрешения!

Неизвестно, простил ли его Господь, а Петр – да, отпустил грехи и щедро наградил верного сыщика. Теперь Микола, одновременно и верный слуга, крутился позади князя с каким-то саквояжем в руках. Может, лекарства. Может, шампанское.

Князь все время, пока сговаривались секунданты, вел себя уверенно и нагло. Он даже перебрасывался шуточками через пятнадцать отмеренных шагов, – его секунданты пердлагали десять, но поручик Ягужин, сейчас представший в полной форме Орловского полка, настоял на пятнадцати. Но замечание своего подопечного: «Да какая разница, поручик», – резко отрубил:

– Такая! Молчите, Петр Аркадьевич, и хоть здесь слушайтесь меня. Браунинги! Я же говорил?

Да, к двум браунингам, купленным поручиком Ягужиным, прибавились еще два: от князя. Тот вполне резонно извинился:

– Настоящих дуэльных пистолетов здесь не найти. Придется браунингами пробавляться.

Пробавление! Они лупят так, что доску прошивают. Поди, грудь человеческая послабее?

Сейчас Шаховской посмеивался:

– Дожила Россия! И убить-то себя как следует не можем…

– Можем, князь, – парировал Петр, нетерпеливо переминаясь в ожидании, пока секунданты закончат торг.

Машук возвышался рядом, как зловещий рок. Вершина слезилась густым туманом, ползли вниз белесые ручейки, словно преждевременная слезливость…

Но Петр только раз и глянул туда. Больше он не думал ни о поручике Лермонтове, ни о его бесшабашном дядьке Алексее Столыпине. У нынешнего Столыпина был свой поручик, бывший корнет отца. И немолодой уже майор, приведенный Ягужиным, – как оказалось, тоже бывший с отцом на Шипке. Ну, еще несколько студиозов за спиной покашливали, серьезно и деловито, как прожженные дуэлянты. Все с физико-математического, родного факультета. Можно было поклясться, что тоже, как и Петр Столыпин, впервые видят браунинги. И тоже недоумевают: неужто они стреляют?..

Поручик Ягужин, конечно, знал, на что способен с виду вовсе не грозный браунинг; сам вчера для проверки в доски садил так, что щепье летело. Новейший револьвер – не пистоль лермонтовской поры!

– Петр Аркадьевич, цельтесь еще до подхода к барьеру, – наставлял он, не очень-то веря в свои наставления. – Дальность стрельбы у браунинга хорошая, поэтому берите инициативу в свою руку. Не запаздывайте.

Петр и не думал запаздывать. Он выставил браунинг вперед еще на первых шагах. Князь же шел с опущенным к колену стволом. Если бы Петр что-то понимал, он бы наверняка догадался, что князь думал: «Только дураки торопятся! Всю дистанцию на вытянутой руке браунинг не удержать…»

И верно, на половине отмерянных камнями шагов Петр почувствовал, что револьвер ведет то вправо, то влево, а хуже того – вниз, словно там, на носках военных сапог князя, и была его голова.