Жизнь после смерти - Мэри Роуч

Другим аргументом в пользу главенствующего значения спермы служила ее подвижность. Казалось, ее частицы несли в себе живительный дух. Однако если они принадлежат к животному царству, то не означает ли это, что они должны есть, испражняться и копулировать? В книге Пинто-Коррейя приводится детальная иллюстрация, обязанная своим происхождением излишне разыгравшемуся воображению одного французского эмбриолога, который стремился показать крошечную пищеварительную систему, якобы имеющуюся в частичке человеческого семени. Возникает вопрос: если сперма порождает людей, то кто или что порождает ее саму? Стоит ли удивляться тому, что в поисках ответа создавались противоборствующие теории, пытавшиеся объяснить, для чего она нужна. Некоторые ученые полагали, что семя не имеет никакого отношения к размножению, и видели в нем симптом болезни яичек. Другие полагали, что сперма, вызывая в тестикулах ощущение дискомфорта или нечто похожее на зуд, заставляет мужчину не уклоняться от своих обязанностей и заниматься сексом. Хотя мне воображение рисует другую картину – что-то вроде общей сумятицы в стиле Вуди Аллена с подбадривающими криками и малюсенькими мегафонами.

Споры тянулись до того времени, пока не появился Оскар Гертвиг и не внес в дело полную ясность. С утверждением новых представлений особую актуальность приобрел вопрос о том, когда именно дух проникает в зарождающуюся жизнь, наполняя собой это клеточное смешение мужского и женского начал? Мистическое слияние яйцеклетки и сперматозоида – вполне логично – быстро вытеснило теорию Аристотеля об эволюционирующем духе. Современные споры о том, насколько моральны аборты, и исследования репродуктивного механизма на клеточном уровне вновь стимулировали интерес к вопросу о времени проникновения в человека духовного начала. Лучшее из того, что я читала на этот счет, – книга «Когда я начну?» («When do I Begin»), написанная Норманом Фордом (Norman Ford) и изданная в Кембридже. Автор, философ-моралист и монах-католик из Салезианского колледжа (Баттерси, Англия), находит простой и элегантный аргумент, призванный прояснить данный вопрос. По его мнению, зарождение личности (если вместо одухотворения применить более светский термин) не может начаться до того момента, пока не станет невозможным раздвоение самости – то есть не ранее 14 дней после зачатия. В течение этого времени у зиготы (у оплодотворенной яйцеклетки, диплоидной клетки, образовавшейся в результате слияния мужской и женской половых клеток. – Прим. переводчика) при дальнейшем делении сохраняется возможность дать начало жизни близнецов. Действительно, если дух нисходит при зачатии, то что происходит далее? Если затем возможно появление близнецов, то разделится ли сошедший к человеку дух на две половинки? Нет, аргументирует свою позицию Форд. В течение первых 14 дней после оплодотворения – пока зигота потенциально способна дать начало жизни двух отдельных и самостоятельных существ – мы не можем, по зрелому размышлению, видеть в оплодотворенной яйцеклетке будущую личность. «Я утверждаю, что в этой группе клеток следует видеть биологический материал, а не целостный живой организм человека», – пишет он.

Однако не вполне ясно, что будет происходить с личностью по окончании 14-го дня. Этот или следующий дни знаменуют появление изначальной структуры, зачатков нервной системы – и некоторые из тех, кого интересует духовность человека, ссылаются на этот факт. Однако ни один из них – по крайней мере на научной основе – не может уверенно сказать, когда именно душа, дух или будущее «Я» человека проникает в него. Или встраивается. Или делает что-нибудь другое, но, в любом случае, оказывается внутри, а не снаружи. Остается неизвестным и то, из чего состоит это зерно духовной субстанции или где оно находит себе место в человеке. Или еще проще – существует ли оно вообще. Последний вопрос возвращает нас на путь наших основных исканий.

Приведенный фрагмент взят из книги Карла Циммера (Carl Zimmer) «Дух творит тело» («Soul Made Flesh»),[15] посвященной одному из малоизвестных проектов Рене Декарта – попытке понять, каким образом устроена «человеческая машина». Что делал Декарт с анатомируемыми телами? Искал в них дух. Он полагал, что последний коренится, вероятно, в мозге, – и «наглядные пособия» в личной библиотеке исследователя выглядели как коровьи головы. В абзаце, предшествующем процитированному, Циммер пишет, что в тот период жизни ученый много времени проводил в уединении, которое, «скрываясь в пещере», сам же себе и устраивал. Туши, которые он препарировал, должно быть, ему немало помогали.

Декарт был одним из тех немногих философов-ученых, которые рано принялись за поиски физического существования духа и, в частности, вскрывали туши животных в попытках найти то место, где в телесном пребывает духовное. В конце концов он обнаружил то, что впоследствии стали называть шишковидной железой (эпифизом), и решил, что дух прячется в ней. Для тех, кто знает, что функция этой железы – регулировать выработку мелатонина, выбор Декарта кажется странным. Однако его самого смутило расположение железы в центре головы, а также то обстоятельство, что, в отличие от многих других структурных частей мозга, она не образует пары. Разумеется, философ не думал, что маленькая уродливая железка является воплощением духа. Скорее она рассматривалась им как своего рода «хаб» (hub) – центр, в котором сходятся каналы сенсорной информации и пересекаются потоки духовных течений (сродни Аристотелевой пневме), определяющие в совокупности жизнь человеческого «Я».

Декарт мечтал создать тщательно продуманную модель нервной системы – со струнами-трубками, клапанами и маленькими воздушными мехами. Он описывал духовные течения, идущие по нервным путям, предвидя, что последние имеют трубчатую форму. Он полагал также, что по трубочкам-нервам дух поступает в мускулы и заставляет те сокращаться, надувая одни или другие их части. В книге «Вместилище духа: теории церебральной локализации в средние века и позднее» невролог О. Д. Грюссер (O. J. Grusser, «Seat of the Soul: Cerebral Localization Theories in Mediaeval Times and Later») указывает, что прообразом для своей модели Декарт выбрал оргáн, являвшийся в то время очень популярным музыкальным инструментом. Пятнадцатью веками ранее, добавляет Грюссер, греческий врач Гален разработал свою теорию потоков, оживляющих человеческое тело, – он взял за основу систему циркуляции, применяемую в римских банях. Альберт Великий (немецкий философ и теолог XIII века. – Прим. переводчика) черпал вдохновение в изучении оборудования, используемого для дистилляции алкоголя. Так все и шло, пока в XX веке не появились магнитофоны и компьютеры, служащие сегодня рабочими моделями для исследования механизмов сознания.