По зову сердца - Джин Стоун

И тогда Джесс увидела его чековую книжку.

«Л.Х.» Одна тысяча долларов». Следующая запись — точно такая же. «Л.Х.» означало, безусловно, «Ларчвуд-Холл». Ей стало нехорошо, когда она поняла: отец даже не решается полностью написать название, опасаясь, как бы кто-то не увидел запись и не догадался, что его единственная пятнадцатилетняя дочь «ищет неприятностей» и позорит имя отца.

Следующая запись: «Брайант. Двести тысяч долларов».

И тут вошел отец и заорал:

— Какого черта ты здесь делаешь?!

Чековая книжка упала на пол.

— Почему? — дрожащим голосом вымолвила Джесс. — Почему ты столько заплатил Ричарду?

Отец самодовольно улыбнулся:

— Он охотился только за твоими деньгами, как я и думал.

Джесс попыталась возразить. Отец засмеялся:

— Джессика, говорю тебе, он смылся. Он и его плебеи-родители взяли деньги и были таковы.

«Взяли деньги и были таковы». Эти слова еще звучали у нее в ушах, когда она вернулась в настоящее, в дом, купленный когда-то мисс Тейлор.

Пятьдесят тысяч — это далеко не двести. И все же что-то общее здесь должно быть. Что же?

Нет, вероятно, она все выдумала. Почерк на конверте принадлежал не ее отцу. И даже не его секретарше, единственной живой душе, которая писала Джесс после смерти ее матери.

И этот почерк не имел ничего общего с тем, которым было написано анонимное письмо.

И все-таки что-то тревожило Джесс. Допив чай, она вежливо попрощалась. Теперь надо ехать домой, позвонить Джинни и спросить, не напоминает ли ей о чем-нибудь сумма в пятьдесят тысяч долларов.

Но прежде чем уйти, Джесс оставила Лоретте номер своего телефона и попросила позвонить, если та вдруг наткнется на что-то важное. Лоретта прокаркала невразумительный ответ, и Джесс наконец оставила дом мисс Тейлор.

Вечером, когда Джесс дозвонилась Джинни, та закричала:

— Да ты с ума сошла! За пансион приходилось платить тысячу в месяц плюс еще какую-то сумму за медобслуживание. Послушайся же помню. Я стянула у отчима десять тысяч, и этого мне хватило.

— Ох, Джинни, — простонала Джесс. — Что же мне теперь делать? Там больше ничего не нашлось…

— Знаешь, раз там было пятьдесят кусков, значит, случилось что-то гадкое. Колоссальные бабки по тем временам… почти для всех нас.

— Помнишь, я в «Ларчвуде» рассказывала тебе, как увидела отцовскую чековую книжку и узнала, что он откупился от Ричарда?

Джинни засмеялась в трубку:

— Признаться, меня это не особенно удивило.

— А меня очень. Он заплатил двести тысяч.

Джинни присвистнула:

— Двести кусков? Обалдеть. Значит, у одних такие бабки были, а у других нет.

— У мисс Тейлор, по-видимому, были. Во всяком случае, пятьдесят.

— Наверное, она получила их от твоего отца.

— Но я же помню записи в чековой книжке. Все правильно, он каждый месяц переводил по тысяче. За что бы он стал платить ей столько?

— Не знаю. Может, она и с ним спала.

— Джинни…

— Ладно, извини. Я не хотела.

— Ну хорошо, — сказала Джесс. — Во всяком случае, в записях мисс Тейлор ясно сказано, что мой ребенок отдан Готорнам.

— А мой — Эндрюсам, — вставила Джинни. — Ребенка Пи-Джей взяли Аршамбо, а Сьюзен… Господи, да как же их?

— Рэдноры.

— Точно. Из Нью-Джерси.

Джесс засмеялась:

— Как только ты помнишь?

— Еще бы! Ведь наша встреча — довольно важное событие в моей жизни. Хотела бы я знать, пытался ли сын Сьюзен найти ее?

— Сомневаюсь. Она написала мне на Рождество, что вышла замуж за профессора по фамилии Берт и они собираются в Англию. Он будет преподавать в Оксфорде.

— Ха! Значит, шерсть и твид. Не сомневаюсь, у нее все будет в порядке.

В «Ларчвуде» Сьюзен Левин, более взрослая и опытная, чем несовершеннолетние девчонки, не очень-то сошлась с ними. Пять лет назад Сьюзен презрительно скривила губы, узнав, что сын не желает ее знать и ему вполне хватает приемных родителей. Джесс опять вспомнилась их встреча. Удивительно, что именно Джинни преуспела в жизни больше всех.

— Джинни, может, забыть обо всем?

— И что? Сходить с ума при каждом следующем письме?

— А если это развлекается сумасшедший?

— Возможно, да. Только ради чего? Ни у кого нет причин так с тобой поступать.

Джесс не говорила Джинни про Чарльза и не стала упоминать, что Чак в Бостоне. Ей не хотелось делиться этим даже с Джинни, которую невозможно шокировать тем, что она подозревает собственных родных.

— Послушай, что мы имеем? — продолжала Джинни. — Письмо из Вайнарда, якобы от твоей дочери. Потом телефонный звонок. А теперь ты говоришь, что мисс Ти получила пятьдесят кусков черт знает от кого и черт знает за что. Может, тут и нет никакой связи, но я бы на твоем месте постаралась выяснить. Пятьдесят кусков тридцать лет назад могли означать только какое-то темное дело.

«Итак, — подумала Джесс, — Джинни отнеслась ко всему этому так же, как и я».

— Так что же мне делать? Ехать в Вайнард? Хорошо, но с чего начать?

— Найми специалиста.

— Частного детектива? Как? Искать по телефонной книге?

На другом конце провода воцарилось молчание, а потом Джесс услышала:

— Вспомнила! Сын Пи-Джей! Он же юрист!

— Филип? — Джесс тут же вспомнила этого красивого молодого человека. — Да, наверное, он уже адвокат.

Филип Аршамбо не любил рэкетбол[5]. Он считал, что настоящий спорт — это бег. Ему нравилось соревноваться с самим собой, а не с другими. Но подающему большие надежды юрисконсульту, по-видимому, не подобало предаваться таким легкомысленным занятиям, как бег. Вообще-то он не мечтал стать юрисконсультом, так за него решил брат Джозеф. Именно Джозеф в свое время подарил ему солидный письменный стол, портфель и членскую карточку престижного клуба.

Их офис, где отец проработал почти тридцать лет, располагался в Нижнем Ист-Сайде, хотя Джозеф, настоящий делец, не склонный к сентиментальности, стремился перенести контору в центральные кварталы. В общем, именно благодаря брату Филип стал посещать Манхэттенский клуб здоровья и играть в нелюбимую им игру. Сейчас он изо всех сил старался переиграть генерального менеджера компании «Макгиннис и Смит», лидера на мировом рынке программного обеспечения. Джозефу страстно хотелось, чтобы «Аршамбо и Аршамбо» удалось поработать на этого монстра бизнеса, и Филип считал своим долгом помогать брату в осуществлении его мечты.