Мемуары папы Муми-тролля - Туве Марика Янссон

– У меня режутся зубки, – смущенно объяснил маленький Клипдасс. – Мне просто необходимо что-нибудь грызть.

– Но почему именно якорный канат? – спросил Фредриксон.

– Я подумал, что он очень старый и не страшно, если я его перегрызу, – ответил Клипдасс.

– А что ты делаешь на борту? – спросил я.

– Не знаю, – откровенно ответил Клипдасс. – Иногда меня осеняют разные идеи.

– А где же ты спрятался? – удивился Юксаре.

И тогда Клипдасс не по годам умно ответил:

– В вашей чудесной навигационной каюте!

(Точно, навигационная каюта оказалась тоже клейкой.)

– Послушай-ка, Клипдасс, что, по-твоему, скажет твоя мама, когда увидит, что ты сбежал? – спросил я.

– Наверное, будет плакать, – ответил Клипдасс, заканчивая эту удивительную беседу.

«Морской оркестр» одиноко плыл по морю. Солнечные, усыпляющие голубовато-прозрачные дни следовали один за другим. Скопища морских призраков беспорядочно мелькали перед штевнем нашего судна, и мы сыпали овсяную крупу на хвосты плывущих в кильватере русалок. Порой, когда ночь спускалась над морем, мне нравилось сменять Фредриксона у руля. Озаренная лунным светом палуба, которая то тихо вздымалась, то опускалась, тишина и бегущие волны, тучи и мерцающая линия горизонта – все вместе вызывало в моей душе приятное и волнующее чувство. Я казался себе очень значительным, хоть и очень маленьким (но, главным образом, конечно же, значительным).

Иногда я видел, как мерцает в темноте трубка, и на корму, крадучись и шлепая лапами, перебирается и садится рядом со мной Юксаре.

– Признайся, чудесно ничего не делать, – сказал он однажды ночью, выбивая трубку о поручни парохода.

– Но мы же делаем! – ответил я. – Я веду пароход, а ты куришь.

– Куда ты только нас приведешь? – заметил Юксаре.

– Это дело другое, – заметил я, потому что уже тогда был склонен к логическому мышлению. – Но ведь мы говорили о том, чтобы делать какие-то вещи, а не о том, что делают вообще. У тебя сейчас снова Предчувствия? – беспокойно добавил я.

– Нет, – зевнул Юксаре. – Хупп-хэфф! Мне совершенно все равно, куда мы плывем. Все края одинаково хороши. Пока, спокойной ночи!

– Привет, привет! – сказал я.

Когда на рассвете Фредриксон сменил меня у руля, я мельком упомянул об удивительном и полном безразличии Юксаре к окружающему.

– Гм! – произнес Фредриксон. – А может, наоборот, его интересует все на свете? Спокойно и в меру. Нас всех интересует только одно. Ты хочешь кем-то стать. Я хочу что-то создавать. Мой племянник хочет что-то иметь. Но только Юксаре, пожалуй, живет по-настоящему.

– Подумаешь, живет! Это всякий может, – сказал я.

Фредриксон только хмыкнул в ответ и, как обычно, тут же исчез со своей записной книжкой, в которой чертил удивительные конструкции машин, похожие на паутину и летучих мышей.

А я думал: «На свете есть столько интересного, аж шерсть встает дыбом, когда вспоминаешь об этом…»

Одним словом, в полдень Шнырёк предложил послать телеграмму маме маленького Клипдасса.

– У нас нет адреса. Нет телеграфной конторы, – сказал Фредриксон.

– Ну конечно! – воскликнул Шнырёк. – Подумать только, какой же я глупый! Извините! – И он снова смущенно залез к себе в банку.

– Что такое телеграфная контора? – спросил Клипдасс, живший в банке вместе со Шнырьком. – Ее можно съесть?

– Меня не спрашивай! – ответил Шнырёк. – Это что-то огромное и непонятное. Посылают в путь на другой конец света маленькие значки… и там они становятся словами!

– А как это посылают? – спросил Клипдасс.

– По воздуху… – неопределенно пояснил Шнырёк, помахав лапками. – И ни одно слово по дороге не теряется!

– Ого! – удивился Клипдасс.

После этого он весь день вертел головой, высматривая телеграфные знаки в воздухе.

Около трех часов Клипдасс увидал большую тучу. Белоснежная, пушистая, она низко-низко плыла над землей, и вид у нее был не совсем обычный.

– Точь-в-точь как из книжки с картинками, – заметил Фредриксон.

– А ты читал книжки с картинками? – удивленно спросил я.

– Ясное дело, – ответил он. – Одна называлась «Путешествие по океану».

Проплыв мимо нас с наветренной стороны, туча остановилась, и вдруг произошло нечто совершенно удивительное, чтобы не сказать – ужасное: она повернула назад и начала нас преследовать!

– Извините, а туча не опасна? – спросил Шнырёк.

Никто из нас ничего не мог об этом сказать. Туча плыла теперь у нас в кильватере; увеличив скорость, она перевалилась через поручни и мягко плюхнулась на палубу, почти совсем накрыв собой банку Шнырька. Потом она поудобнее устроилась между поручнями, сжалась, и, клянусь хвостом, эта удивительная туча тут же попросту заснула у нас на глазах!

– Ты когда-нибудь видел что-либо подобное? – спросил я у Фредриксона.

– Никогда, – уверенно и очень неодобрительно отозвался он.

Клипдасс, подойдя к туче, лизнул ее и сказал, что на вкус она такая же, как мамина карандашная резинка.

– Зато она мягкая, – сказал Юксаре.

Он вырыл для себя в туче подходящую ямку и нырнул в нее, и туча тут же накрыла его, словно перина, своим мягким одеялом из гагачьего пуха.

Мы ей явно понравились.

Но это удивительное происшествие значительно усложнило дальнейшее плавание нашего корабля.

В тот же день, как раз перед заходом солнца, небо вдруг странно изменилось. Оно стало желтым, но не приятного желтого цвета, а грязноватым и призрачным. Низко повиснув над горизонтом и грозно нахмурив брови, плыли черные тучи.

Теперь мы все сидели под солнечным тентом. Шнырёк и Клипдасс, произведя в туче раскопки, достали банку из-под кофе и перекатили ее на корму, где ей ничто не угрожало.

Солнце превратилось в тускло светящийся диск, вода вокруг почернела и пошла свинцовой рябью, ветер испуганно завыл в штаге[9]. Морские привидения и русалки исчезли, будто их сдуло ветром. На душе у нас было скверно.