Инь, янь и всякая дрянь - Дарья Донцова

– Дайте воды, – попросила я, ощущая себя героиней идиотской сказки.

Устинья сходила в дом и вынесла обычную алюминиевую кружку, чуть мятую.

– На здоровье, – поклонилась она мне, протягивая посудину.

Я отхлебнула ледяной жидкости, и у меня тут же заныли зубы. Вкус у воды был странный.

– Хороша? – заулыбалась девушка. – Не из трубы, из колодца! Исконно русская!

Я вернула ей кружку. Вода не может быть немецкой, французской, еврейской или арабской, она просто вода. Жидкость не имеет национальности!

– Дык пойдемте? – спросила Устинья. – Вона туточки, рядом!

В полном ошалении я пошла за девушкой и очутилась около домика из бревен. Устинья присела на корточки, пошарила рукой под крыльцом, достала большой ключ, отперла дверь и засмеялась.

– Загадка вам: не лает, не кусает, а внутрь не пускает. Это кто?

– Кошка, – ляпнула я, не подумав.

– Замок, – с легким разочарованием протянула Устинья. – А вот другая: без окон, без дверей полна горница людей. Это кто?

– Давайте внутрь зайдем, – остановила я девушку.

– Вступайте, – сказала Устинья, – токмо пригнитесь, а то о притолоку шарахнетесь, больно низко у Марфы.

Я, согнувшись, вошла в комнату и попросила:

– Свет не зажжете? Темно здесь.

– Ща, – пообещала Устинья, пошуршала бумагой и… тонкий огонек свечи задрожал на большом грубо отесанном столе.

– Ну усё тута для счастья! – завосхищалась Устинья. – Лежаки крепкие, а то и на печи можно спать, лавки целые, чугунов полно, ухватья отличные. Ежели пожелаете, любая скотина ваша: буренка, куры-петухи, гуси. Огниво хорошее, свечи сами делаем, вода в колодце, дрова в лесу…

– Это гостиничный номер? – уточнила я.

– Изба для житья, – затрясла головой Устинья. – Их у нас всего две оставалися, «Марфа» и «Владимир». Вернее, одна «Марфа», «Владимира» вчера арендовали, через неделю заедут. Сердце радуется! Бегут люди из идолового капища, из города постылого, охота им к природе прильнуть. А мы здеся традициев не нарушаем, обитаем по родительским привычкам. Вас ведь с историей познакомили?

Я села на твердую лавку, покачала головой:

– Нет.

Устинья уселась рядом, подперла подбородок кулаком.

– Совсем-совсем не слышали?

– Ну… в общих чертах, – осторожно ответила я.

– Не побрезговаете в нашу хатку вернуться? – предложила Устинья. – За квасом беседа лучше потекёт.

– С удовольствием, – кивнула я. И мы пошли назад, туда, где спокойно щипал сочную траву осел с редким, так и не всплывшим в моей памяти именем.

Устинья выставила на стол большой кувшин и похвасталась:

– Ржаной квасок, с хреном! Секрет бабушка мне передала. Пейте всласть.

– Лучше кофе, – попросила я.

Девушка заморгала.

– Чего?

– Кофейку нальете? Растворимого.

– А ето что такое? – разинула рот Устинья. – Суп али второе заморское?

Я вцепилась руками в лавку, потом перевела дух. Так, девушка тоже не в себе.

– Шуткуете… – засмеялась Устинья. – Может, каши хотите? Или брюкву пареную? Ой, вкусная! Мед! Севодни день постный, можно паренкой лакомиться. Ишо киселек есть, овсяный.

– Скажите, вас на самом деле зовут Устиньей? – спросила я не в тему .

– А как же иначе? – поразилась девушка.

– Ладно, – кивнула я. – Спасибо за прием и угощенье, честно говоря, я ищу Владимира.

– А в ём живут! – Устинья сложила руки на коленях.

– Простите?

– За что? Ничего плохого вы не сделали.

– Мне нужно поговорить с членом клуба по имени Владимир, – повторила я.

Устя заморгала.

– Чле… чле… как? И кто такой клуб? Давайте лучше киселька набуровлю. Он для желудку пользительный.

– Хватит ломать комедию! – вышла я из себя.

– Про што речь ведете?

– Устя, у вас тут, наверное, есть ноутбук, подключенный к Интернету?

– Че? Бук не растет в нашем лесу. Елки да дубы с осинами.

– Или вы используете мобильный?

Устинья сжалась в комок:

– Барыня, милая, не ругайтеся! У меня ума особого нету. Маменька велела вас встретить да «Марфу» показать. Не справилася я, не сумела. Ой-ой-ой, розог дадут, на конюшне выпорють…

– Прекрати! – послышалось со двора, и в дом вошла крепкая женщина в темном платье. – Ишь, заболтала чушь! Ступай, умойся, дурь из головы вышибет.

– Сейчас, маменька, уже понеслась, – подхватилась Устя и птицей улетела из комнаты.

– Меня зовут Домна, – представилась незнакомка. – А вы Татьяна? Хотели вступить в клуб? Приехали осмотреться? И каково впечатление?

– Пока странное, – честно призналась я. – Понимаете, я практически ничего не знаю о «Лучших временах».

– Зачем тогда сюда стремитесь? – резонно спросила Домна.

– Женя посоветовал, – я решила свалить ответственность на неведомого Федосова, – сказал: устала ты, Танечка, есть замечательное место, шикарный поселок.

– Ну-ну… – усмехнулась Домна. – Пейте квас, расскажу вам о «Лучших временах».

– Мне бы кофейку, – заикнулась я.

Домна нахмурилась.

– В своей избе его не держу, а за других не отвечу. Чужая жизнь потемки, я к людям в погреба не лажу. Может, кто и бананами даже балуется. Хотя, с другой стороны, зачем тогда в нашем селе жить? Их в любом вертепе можно приобрести. Ох, вижу, барин Федосов и правда вам сути не растолковал…

Домна оказалась умелой рассказчицей. Через полчаса беседы у меня появилась почти твердая уверенность в том, что я знаю, кем работала она до того, как переселилась в «Лучшие времена», – скорей всего, учительницей, уж очень подробным и последовательным было ее повествование.

…Обретя блага цивилизации, получив автомобили, компьютеры, телевидение и антибиотики, люди почувствовали себя счастливыми. Но за все надо платить. Ритм жизни убыстрился, время помчалось со стремительной скоростью, люди практически перестали общаться между собой, превратились в невротиков, озабоченных бесконечным добыванием денег. И кое-кому захотелось вернуться к патриархальному быту русской деревни, пожить так, как прадеды жили.

В девяностых годах прошлого столетия один предприимчивый бизнесмен купил несколько гектаров леса и основал «Лучшие времена».

Поселение делится на две части. В северной обитают постоянные жильцы, в южной – те, кто хочет провести здесь отпуск или несколько месяцев. Дома не принадлежат обитателям, они их снимают, а не покупают, владелец поселка оставляет за собой право расторгнуть контракт с любым, кто станет мешать остальным.