Змея - Бекс Хоган

Добравшись до леса к западу от горы, я позволяю себе перевести дух. За две недели в камере я определенно потеряла былую форму. Однако скоро лес заполнится рыскающими по моим следам стражниками, так что я бреду дальше, обходя деревья, сучковатые ветви которых как будто указывают мне путь к свободе.

Мне нужно добраться до порта, бежать с этого острова, а потом выработать какой-то план. Но сначала – самое важное. Необходимо найти, где согреться и высушить одежду, не то до всего остального я просто не доживу.

Топот лошадей, мчащихся в моем направлении, доносится до меня раньше, чем я успеваю найти укрытие. Меня ищет королевская гвардия. В лесу можно спрятаться только в одном месте, и потому я взбираюсь по белому стволу ближайшей снегорки как можно выше, чтобы исчезнуть среди густой медной листвы. Скорчившись на ветке с риском сверзиться в любую минуту, жду, надеясь на то, что мои преследователи пересекут лес быстро, и почти не дышу, чтобы лишний раз себя не выдать.

Впереди шуршат листья, и мое сердце останавливается. Прямо ко мне, прекрасно замаскированный и гораздо более привычный к подобному окружению, медленно карабкается древесный медведь, разглядывая меня влажными черными глазами. Он элегантно обхватывает ветки в ожидании добычи, его когти остры как бритва, и я пытаюсь не смотреть на них, понимая, с какой легкостью они могут порвать меня на куски.

Я никогда раньше не видела медведей, но Грейс рассказывала мне о живущих на деревьях созданиях, на которых так безжалостно охотились ради их бурого меха, что они почти полностью вымерли. Они красивы, но непредсказуемы и, если им грозит опасность, быстро свирепеют, – а мое присутствие на дереве он запросто может расценить как угрозу.

Я выдерживаю его взгляд. Ни за что не уступлю и не выкажу страха. Однако одновременно я уже прикидываю, как дотянуться до кинжала, если он бросится в атаку.

Нос зверя дергается, обнюхивает воздух, и я слышу запах, который он уже учуял. Они спустили собак. Я падаю духом. Шансы на удачный побег тают, но сейчас я навела гвардейцев на медведя и, вероятно, подвергла опасности и его жизнь.

Я по-прежнему не моргаю, глядя глубоко в душу притаившемуся передо мной зверю. Наверное, медведь видит мой страх, видит, как расширяются мои зрачки по мере того, как опасность приближается, потому что он вдруг расслабляется. Мы не враги. У нас общий враг. На нас обоих ведется охота.

Собаки уже близко. Они легко взяли мой след. Свора кидается к дереву, царапает его когтями и отчаянно лает. Гвардейцы окажутся здесь с минуты на минуту. Если это лишь горстка солдат, у меня еще есть шанс, правда, собаки серьезно усложнят задачу. И хотя у меня преимущество в высоте, они верхом. Не говоря уж о том, что им тепло и сытно, не то что этому обессиленному мешку с костями, которым я себя теперь ощущаю. Лучшее, что я могу предпринять, это дать им бой. И надеяться, что они не обнаружат медведя.

Отряд гвардейцев галопом подлетает к нам. Они хвалят собак и стараются высмотреть что-либо через листву. К счастью, им не удается меня заметить, но их не меньше дюжины, и в моем жалком состоянии это проблема. Я грустно улыбаюсь древесному мишке. Если мне суждено умереть, я рада, что буду не одна, – и неважно, что моим единственным спутником был медведь.

Солдаты окликают меня, требуя, чтобы я показалась, а один даже стреляет вверх из арбалета, так что стрела чуть не задевает нас со зверем. Собачий лай усиливается, и что-то мелькает в глазах медведя – дикая ненависть, которая одновременно ужасает и возбуждает меня. Не успеваю я сообразить, что происходит, как он начинает действовать.

Медведь спускается по стволу, здоровенные когти впиваются в дерево и без труда удерживают его от падения. Он прихватывает ближайшую собаку, отрывает ее от земли и швыряет в соседнее дерево. Безвольная тушка падает на траву, остальные собаки скулят и пятятся, как и солдаты, которые съеживаются, когда медведь издает оглушительный вой.

Один из гвардейцев нервно смеется:

– Чертовы псы унюхали медведя. Двигаем, нам нужно искать ее дальше, не то король вздернет нас.

Собаки не хотят уходить, однако рычащий медведь убеждает их последовать за хозяевами, они вьются вокруг лошадей и устремляются в чащу.

Медведь забирается обратно, туда, где я все еще обнимаюсь с веткой, и лижет лапу.

– Спасибо тебе.

Я не сомневаюсь в том, что он только что спас мне жизнь.

Зверь поднимает ко мне морду и тычется в меня янтарным носом. Он советует мне не задерживаться. Продолжать бежать.

Я нежно дотрагиваюсь ладонью до его меха, пытаясь передать через прикосновение свою благодарность.

– Будь осторожен, – шепчу я ему, и он в ответ подхрюкивает.

Я совершенно уверена в том, что мы понимаем друг друга.

Двигаюсь быстро. Аккуратно спускаюсь по веткам и спрыгиваю на землю. Прислушавшись, нет ли погони, припускаю в противоположном от гвардейцев направлении. Я хочу поскорее найти воду. Это единственный способ сбить собак со следа, поэтому бегу так, как только позволяют уставшие ноги, поскальзываясь и спотыкаясь о камни и корни, в сторону речушки, которая, если я правильно помню, протекает параллельно лесу на юге. Мне туда вовсе не надо, поскольку так я только удаляюсь от побережья, но с этим сейчас придется повременить. Далеко идущие планы должны уступить сиюминутной необходимости выжить.

Когда я наконец влетаю в ледяную воду реки, сила течения чуть не сбивает меня с ног. Теперь остается лишь идти вперед по воде, и собаки перестанут быть проблемой. Поскольку я уже промокла под дождем, прогулка в потоке мало что меняет, но очевидно одно: мне нужно убежище, и чем скорее, тем лучше.

Только перед самым рассветом я замечаю жилье – первое с тех пор, как покинула замок. Выбравшись из стремнины, окоченевшая настолько, что не ощущаю конечностей, я плетусь в его сторону. Я не видела ни намека на гвардейцев с того самого момента, как сбежала из леса, и, хотя слышала вдалеке собачий лай, до сих пор мне удавалось обходить их стороной.

Никто в доме еще не пробудился к дневным трудам, так что я незамеченной крадусь через комнаты в поисках сухой одежды и еды. Одежда находится, а вместе с ней – сумка и кусок черствого хлеба. Остальное оставляю хозяевам. Не хочу, чтобы они из-за меня голодали. Направляюсь к ним в амбар, где снимаю грязную и мокрую сорочку и кое-как умываюсь в лошадином корыте. Я умышленно прихватила платье, надеясь сойти за неприметную крестьянку вместо Гадюки. Затем, вооружившись ножом, берусь за волосы. Я не могу обрезать их совсем коротко, чтобы не открыть родимое пятно на шее, однако можно укоротить мои обычные космы. Когда с ними покончено, мне не составляет труда надеть на голову простенький льняной чепец.

Это лучшее, что я могу придумать в качестве маскировки, а шерстяные чулки и сапожки – лучшая часть наряда, согревающая ноги и возвращающая мне тепло жизни.

Сжевав половину хлеба, я снова отправляюсь в путь, стараясь не останавливаться, поскольку понимаю, что король в ярости и тоже не остановится ни перед чем, чтобы лишить меня головы. Я бегу несколько часов кряду, держась подальше от дорог, пробираясь через канавы и меняя направление, чтобы запутать любого, кто идет по моим следам. Голова работает четко, я нацелена на то, чтобы выжить, однако в глубине сознания упорно роятся всевозможные мысли и вопросы в ожидании своего часа. Как только я окажусь в безопасности настолько, чтобы выпустить их на поверхность, мне придется обдумать все, что произошло, но сейчас на это просто нет времени.