Девушки из хижины - Минка Кент

Зеленые глаза Бранта теплеют, он берет мою руку, подносит к губам, целует.

– Я так тебя люблю, Ник. Прости. Я просто… Я беспокоюсь.

– Излишне, – добавляю я, наклоняя голову и надувая губки. Пусть думает, что меня это скорее умиляет, чем раздражает.

– Излишне, – вторит он, целуя мои пальцы. – Просто я хочу, чтобы ты была счастлива. И не знаю, что буду делать, если с тобой что-то случится.

Солнце заглядывает сквозь занавески над кухонной раковиной, и незнакомец принимается шаркать по нашей лачуге. От этих звуков Сэйдж просыпается.

Я не спала.

Обняв сестру, чтобы не пугалась, наблюдаю, как чужак шарит в шкафах с посудой, роняя на пол стаканы и переворачивая тарелки.

– Еды у нас не так много, – говорю, садясь в постели. – Если вы это ищете.

Он сопит.

– У вас должно что-то быть. Не живете же вы на воде и воздухе.

Отвернувшись от меня, незнакомец смотрит в кухонное окно на загон с козами. Не могу позволить, чтобы он их забил. Они не на мясо, а на молоко, которое мы используем для стряпни, выпечки, приготовления домашнего сыра и масла, а также мыла. Каждые несколько месяцев Мама относит продукты снабженцу, тому человеку, который доставляет нам все необходимое, и тот продает их на рынке. Все наши изделия мы перевязываем цветным шпагатом и освящаем молитвой.

Козы – источник нашего существования.

Потеря даже одной козы недопустима.

– У нас в погребе есть немного картошки, – говорю я, выскальзывая из постели.

Пересекаю комнату, начинаю натягивать ботинки, и тут на меня падает тень чужака.

– Погоди, – произносит он.

Молчу, отвожу взгляд. От его острых прищуренных глаз во мне закипает желчь, подступает к горлу.

Он слегка усмехается, упирает руки в бока.

– Вам, девочки, не нужно так меня бояться.

Говорил волк ягненку…

– Вы трясетесь не переставая с того момента, как я здесь появился. Это наводит на мысль, что вы попробуете сделать какую-нибудь глупость, если вас выпустить. Я не за тем пришел, чтобы вредить вам.

– Тогда зачем вы пришли? – Заставляю себя посмотреть на него и вздрагиваю от напряжения.

– Прямо сейчас мне нужен хоть какой-нибудь завтрак, – отвечает он, отступая. – Раз уж идешь, зайди в курятник.

Тут я вспоминаю, что у нас осталось всего две курицы, а значит, на день получается два яйца. Уверена, что чужак съест оба.

– Иди, – указывает он на меня. – И чтобы через две минуты вернулась.

Он смотрит на сестру, потом переводит взгляд на меня – наверное, угрожает? И уже через секунду отодвигает мамину кровать от двери.

Набрасываю куртку, завязываю шнурки и с корзиной в руке выхожу на холод. Безжалостный ветер разбрасывает волосы по лицу, пока я тащусь по мокрому дерну. В курятнике меня встречает кудахтанье леггорнов, и я кладу в корзинку два теплых яйца.

По пути назад беру из погреба три маленькие картофелины и немного козьего масла для жарки.

Вернувшись в хижину, вижу, что чужак умывается над нашим тазиком, пользуясь маминой розовой зубной щеткой и смешивая чистую воду с грязной, стекающей с его рук и лица. Значит, позже придется сходить на колодец, если отпустит.

Размещаю корзинку, картошку и масло на кухонном столе, из выдвижного ящика достаю тупой ножик и принимаюсь резать. Требуются неимоверные усилия, чтобы рассечь землистые клубни. Через секунду рядом оказывается Сэйдж, старается помочь. Думаю, ей хочется держаться поближе ко мне, а не готовить для этого человека.

Мы готовим завтрак в напряженном молчании, и краешком глаза я вижу, как мужчина снимает рубаху и полощет ее в тазике, над которым мы моем лицо и чистим зубы. Он стирает нашим мылом, выкручивает рубаху и вешает на крючок возле очага. Его широкие плечи и развитые мышцы прикрывает только какая-то рубашка без рукавов.

Все в нем странно, непредсказуемо. Он такой же дикий, как те твари, что таятся за соснами в лесу.

Вернувшись к столу, смотрит, как мы готовим пищу. Взгляд тяжелый, неприятный. Когда я наконец накладываю еду и несу ему, он смотрит на меня, потом в тарелку.

– А вы, девочки, собираетесь кушать? – спрашивает он, выхватывая вилку из моей руки и придвигая еду поближе. – Или будете стоять и смотреть? Мама не учила вас, что это неприлично?

Сэйдж опускает голову и прячет руки за спину, а я оглядываюсь на сковородку. Там еще осталось немного картошки.

Мы отдали ему оба яйца.

Побоялись не отдать.

Не говоря ни слова, мы с сестрой делим остатки завтрака и занимаем места напротив незнакомца. Отправляю первую порцию в рот и чувствую, что у меня сводит желудок. Нервы мешают утолить голод, но я заставляю себя жевать и глотать, пока не пустеет тарелка.

Сэйдж ковыряет картошку, и я пихаю ее под столом. Нужно есть, пусть даже еда остыла и аппетита нет… Вдруг представится шанс выбраться отсюда?

Всю ночь я пролежала без сна, размышляя про побег. Если собирать сумки, он заметит. И заметит, если уйдем за яйцами и сразу не вернемся. Все равно нескольких минут не хватит, чтобы оторваться. Кроме того, вряд ли он выпустит нас обеих одновременно. И куда бежать, когда мы минуем первые деревья, в каком направлении? Понятия не имею. Мы рискуем заблудиться в лесу или, что еще хуже, попасть на обед голодному зверю.

Мысль о бегстве от чужака равно пугает и не отпускает.

Он заканчивает завтрак, вытирает жирные губы тыльной, волосатой стороной ладони. Склонившись набок, достает из кармана бело-зеленую прямоугольную коробочку и маленький синий цилиндр с красной кнопкой на конце.

Бросает коробочку на стол, и оттуда выскакивает длинная белая палочка. Он вставляет ее в рот, потом проводит большим пальцем по концу цилиндра и жмет на красную кнопку. Вспыхивает крошечное пламя.

Мы с Сэйдж смотрим, как он подносит миниатюрный огонек к палочке и втягивает воздух. Грудь его вздымается. Кончик загорается, становится красным, потом оранжевым; валят клубы серого дыма, наполняя воздух резким запахом гари, совсем не похожим на дым очага.

Сделав глубокий вдох, он зажимает палочку большим и указательным пальцами и выпускает белое облако, на несколько секунд скрывающее его лицо.

Сестра кашляет.

Я задерживаю дыхание.

Запах мне не нравится – незнакомый, агрессивный, неприятный, как сам чужак.

– Вам известно, девочки, что сейчас Рождество, верно? – спрашивает он, переводя взгляд голубых глаз то на меня, то на Сэйдж.

Я киваю. В этом году я праздновать не собиралась, поэтому сестре не напоминала. Мне кажется неправильным обмениваться подарками, когда Мамы и Иви с нами нет. Кроме того, для настоящего рождественского праздника у нас ничего нет.