Нулевой километр - Юлия Резник

– Ч-черт. – Краснов медленно опустил руки и сделал шаг назад, уже готовый, в общем-то, к тому, что ему сейчас наваляют. Но удара в спину не последовало. Семен обернулся. Отец Дуни стоял чуть поодаль, поигрывая дребезжащей в кармане мелочью. Возможно, так он занимал руки, чтобы ему не врезать. 

– Здравствуйте, Андрей… 

– Викторович. 

– Привет, пап! Я… не ожидала тебя здесь увидеть. 

– Это я понял. – Холодный взгляд леденцовых глаз скользнул от Дуни к Семену. Андрей Викторович был высоким хорошо сложенным мужчиной темной масти. Дуня совершенно не была на него похожа, но вот глаза… Глаза доказывали их родство получше всяких генетических экспертиз. 

– Я пришел вас пригласить присоединиться к собранию. 

– А вы уже закончили? 

– По крайней мере, с официальной частью. 

– Будет еще неофициальная? – поинтересовалась Дуня, теребя браслет на руке. 

– Будет. Она пройдет в кафе у Рубена. И мы бы хотели, чтобы вы, ребят, приняли в ней участие. – Андрей Викторович обернулся к притихшей толпе. – В конце концов, мы обсуждаем, где и как пройдет ваш выпускной. 

– Дожить бы до него, – буркнул Тамерлан. Еще одна жертва Сандаловой. Нет, никаких чувств он, конечно же, к ней не проявлял, понимая всю утопичность этой идеи, но… Семен очень хорошо считывал его интерес. Как любой самец подсознательно чувствует потенциального соперника. 

– Мы сейчас придем. Да, ребят? – бодро воскликнула Дуня. 

– Ты пойдешь со мной. 

– Пап… 

– Это не обсуждается, Евдокия. 

Видя, что запахло жаренным, на помощь Дуне пришли подруги:

– Ну, чего вы расселись? Сказали же – надо идти! 

Друзья синхронно потянулись к одежде.

– Вот это поцелуй! – восхитился Бык тихонько. Семен криво улыбнулся. Да, поцелуй вышел что надо. Вон как Ветку перекосило. Да только Дуне теперь, наверное, придется несладко. И осознание того, что он ее по факту подставил, не давало Семену покоя. Он двинулся за ней по пятам. Не в силах оставить наедине с разъяренным отцом, но в то же время опасаясь усугубить своим присутствием ее и без того незавидное положение. Он чувствовал острую вину за случившееся. Но в то же время он ни о чем не жалел. Потому что… Вот это поцелуй! Да… Кто ж знал, что он таким будет? 

Когда они вошли в кафе, обсуждение выпускного уже было в разгаре. Рубен считал, что банкет может быть в одном только месте – в его кафе, и обижался каждый раз, когда кто-то из родителей начинал предлагать альтернативные варианты. Мать Женьки Кравца (владелица древнего прогулочного кораблика) настаивала на корабельной вечеринке. Идея была интересной, но…

– Это опасно, – беспокоилась директриса – мать Юльки Карауловой, которую из-за фигуры прозвали Рюмочкой. – Не дай бог, что случится. Вода. Детей много… 

– И не стоит забывать о качке! – встряла в разговор мать Тамерлана. – Помню, на одной из таких морских прогулок Иннокентия так укачало, что ему пришлось вызывать скорую к трапу. 

– Твою мать, мама! – застонал Тамерлан, пряча лицо в ладонях. Семен ободряюще хлопнул друга по дистрофично худому плечу. Как и Краснова, Тама мать растила одна. Но если матери Семена до сына не было никакого дела, то в случае бедного Кеши Когана все было ровно наоборот. Сара Измайловна зорко следила за каждым Кешиным шагом. Холила его, как всякая еврейская мама, и лелеяла. Там сатанел от такого душного внимания, а Семен… Семен ему даже завидовал. 

Когда у Тама кто-то спрашивал, чем занимается его мать, имея в виду, конечно, профессию, он отвечал с присущим ему цинизмом:

– Моя мать портит генофонд. 

На самом деле Сара Измайловна возглавляла отделение интенсивной терапии новорожденных. То есть по факту давала шанс на жизнь тем, кого отбраковала природа. И, может, слова Тама звучали несколько пренебрежительно, но Семен готов был поспорить, что тот по-настоящему гордится своей матерью. Много раз Краснов пытался представить, как это? Испытывать вместо стыда за родителей огромную гордость за них.

Семен обвел взглядом зал и уставился на сидящих чуть в стороне ото всех Дуню с отцом и свою мать, кружащую вокруг них коршуном. Уж как та ни старалась привлечь к себе внимание Андрея Викторовича. И скатерть перед ним разгладила, и попить налила, и стряхнула с его пиджака невидимую пылинку. Семен выругался. Не в силах смотреть на нее такую… особенно жалкую на фоне успешного абсолютно не заинтересованного в ней мужика. Проскользнул на кухню.

– О, Семушка… 

– Прекрати этот цирк! 

– Какой цирк? Ты о чем? 

– Прекрати меня позорить! Если у тебя свербит в одном месте, найди себе хахаля по зубам. Неужели ты не понимаешь, как нелепы твои попытки охмурить Степанова? Господи, да на кой ему потасканная пьянчуга вроде тебя? Ты смешна, мама! Ты просто смешна… 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Шокированная, Дуня замерла. Потому что в неожиданной тишине, пришедшей на смену громыхающей на набережной музыке, смогла отчетливо расслышать разговор Семена с матерью. И это было ужасно. Происходящее не укладывалось у нее в голове. Не вписывалось в картинку того мира, в котором Дуня жила и мечтала. Нет, конечно, о жизни Краснова по школе ходили сплетни. Порой они даже долетали до нее… Может, поэтому Дуня думала, что все-все о нем знает. И только сейчас вот осознала, как ошиблась. Она понятия не имела, ни как он живет, ни с чем ему приходится сталкиваться ежедневно. Может быть, она вообще ничего не знала о нем, настоящем.

Дуня скосила взгляд на отца, который, конечно, тоже все слышал. Андрей Викторович сидел, не сводя взгляда с Сандалова старшего, который приехал с опозданием (мэру простительно!) и неожиданно для всех решил взять слово.

– Что ты себе позволяешь, щенок! – вновь донеслось из кухни. 

– Да пошла ты! Пошла ты… – шторка дернулась, Семен выскочил в зал и пронесся по нему к выходу. Дуня вскочила следом. 

– Дуня, сядь! – сквозь шум в ушах донесся голос отца. Дуня по привычке остановилась. Посмотрела на него, и снова в спину удаляющегося Краснова, и все-таки побежала за ним. 

– Семен, подожди. Ты куда? Собрание еще не закончилось! – с трудом нагнала того на ступеньках.