Нулевой километр - Юлия Резник

– И что же у нас по сценарию вместо танца? – сощурилась Ветка. 

– Акробатический этюд. И фортепианное выступление. А что? Ты все-таки хочешь станцевать? 

– Кто? Я? Вот еще! – Ветка подтянула к себе чашку. – Фортепианное выступление. Это же какая-то скука смертная. Нет? – скривилась. 

– Почему сразу скука? Я попросила Дуню сыграть что-нибудь веселое. 

– Ах, ты попросила Дуню… 

– Ага. Тебя что-то смущает? 

– Да нет. Просто не нравится мне эта новенькая. 

– Почему? 

– Потому что она – выскочка. Ну, что вы на меня смотрите? Только не говорите, что я одна это заметила. Да она же метит на твое место, Юль. 

– На какое такое место? – Караулова сложила стопочкой листы сценария. Сняла очки и деловито протерла их спадающим концом скатерти. 

– На место лучшей ученицы школы! 

– И что? 

– То есть ты хочешь сказать, что это вообще тебя не волнует? 

– Вот именно. Да и ты, Вет, думаю, переживаешь совсем не из-за меня. 

– На что это ты намекаешь? – окрысилась Сандалова. 

– Ты ненавидишь Дуню за то, что она перешла дорогу тебе. И только. 

– Девочки, не ссорьтесь, – попыталась вмешаться в набирающий обороты скандал Мариам, да только кто же ее послушал? 

– В каком это смысле? – Ветка даже привстала. 

– В прямом. Все знают, что она встречается с Семеном. 

– И что? Мне до этого какое дело? 

– Хороший вопрос. Вроде и не должно, но ведь есть, а, Вет? Ты ж как та собака на сене. 

– Ах вот, значит, как ты обо мне думаешь? 

– Я о тебе не думаю. Мне просто очень не нравится, как ты пытаешься преподнести случившееся. Не нужно свои истинные мотивы прятать под соусом несуществующих переживаний обо мне. Ты, Вет, ни о ком, кроме себя, никогда не беспокоилась. 

У Мариам заныло внутри. Она переступила с ноги на ногу, в отчаянии глядя то на одну подругу, то на другую. По большому счету, конечно, Юлька была права, но… И Ветка ведь была такой не от хорошей жизни.

– Знаешь что? Я не собираюсь это слушать! – Сандалова выскочила из-за стола. Тот жалобно скрипнул, качнулся. Только что налитый чай пролился на белоснежную скатерть, поедая ее тонкое полотно, словно ржавчина. Мариам тупо наблюдала за этим процессом, не пытаясь ему помешать. 

– Проводишь меня? 

– Да, конечно. 

Ветка пулей выскочила в коридор, сунула ноги в модные туфли и застыла напротив входа. Ее мелко-мелко трясло.

– Это же надо такое сказать! Да если бы я захотела, Краснов бы ел у меня с рук... Только на кой мне это? Вот скажи! Какое у меня с ним будет будущее? 

Это был сложный вопрос. На который у Мариам не было ответа. Если честно, влюбившись, о будущем она думала меньше всего. Если бы Женька ей ответил взаимностью, она бы… Она бы выступила против всего мира, пожертвовала всем, что у нее есть, лишь бы только быть с ним, да. Но у Ветки была своя правда. И осуждать подругу Мариам не могла. Как и наблюдать за тем, как она все вокруг себя рушит.

Прерывая ход мыслей, кто-то постучал в дверь. Мариам бросилась открывать.

– Привет! Я не слишком опоздала? На улице такой дождь, что мне пришлось забежать в магазин, чтобы его переждать. 

– Ну, что ты, Дунь, проходи. – Мариам неуверенно покосилась на Ветку, которая с приходом Дуни окончательно взбесилась. 

– Привет, Вета. 

– С дороги свали! – рявкнула та, оттесняя удивленную таким поворотом Дуню от входа. 

– Что это с ней? – изумилась Степанова, глядя на захлопнувшуюся за Веткой дверь. 

– Плохое настроение. Не обращай внимания. Пойдем. Там Юлька одна осталась. Чай будешь? 

– Давай. Я намокла вся. Привет, Юль. 

– Привет. – Караулова оторвалась от своих бумажек. – Ты не против, если мы твое выступление переставим с начала в середину? 

– Не вопрос. Что-то еще? 

Юлька кивнула и подтолкнула сценарий поближе к Дуне. Часа полтора потом они обсуждали его и правили, практически не обращая внимания на Мариам, которая, погрузившись в свои переживания, пропустила мимо ушей большую часть обсуждений. Как-то ей не до концертов было. Совсем. В последнее время Мариам казалось, что вся ее жизнь катится к черту. А она стоит на обочине и ничего… ничего не может с этим поделать. Словно эта самая жизнь принадлежала кому угодно – отцу, матери, репетитору по биологии, школе, волосатому придурку Рафику, с которым ее все же вынудили сходить в кино, но только не ей. Мариам жутко боялась не оправдать родительских ожиданий, но еще больше она боялась потерять себя, оправдав их.

– Мариам! 

– М-м-м? 

– Спрашиваю, какой ответ ты выбрала в пятом вопросе по биологии? Я остановилась на втором. Но не уверена, что это правильный вариант. 

– Знаешь, я уже и не помню, – промямлила Мариам и… соврала. Потому что она не только помнила ответы, но и знала свою оценку. Два. Клеточка первым делом проверила ее работу. И с недовольством сообщила о результате. Такое рвение биологички было вызвано тем, что именно ее родители выбрали в качестве репетитора для Мариам. И, естественно, та работала не бесплатно. 

– Вот. Перепиши… – прошипела Клеточка, поймав Мариам на перемене. Не зная, куда ей деть глаза со стыда, та завороженно уставилась на листок с правильными ответами. 

– Это же нечестно, – сорвалось с губ. 

– Что-то я не пойму… Ты хочешь пару в журнал? 

– Нет, – шепнула Мариам едва слышно. 

– Тогда переписывай и не морочь мне голову! А на следующем дополнительном занятии мы еще раз пройдемся по этой теме. 

Роняя слезы на злосчастный листок, Мариам отметила верные варианты и сдала свою работу учителю. И никогда,  никогда за всю жизнь ей не было так тошно. Ну, разве что, когда Рафик полез к ней целоваться…

Может быть, поэтому все сильней ей хотелось сделать что-нибудь ужасное. То ли наказывая себя, то ли бог его знает, зачем. Гурген подстрекал ее ко всяким безумствам. И не так-то просто в этот раз его было заткнуть.

Мариам скосила взгляд на сложенные в миске яйца цесарки. Отец где-то вычитал, что те крайне полезны, и теперь собирался ввести их в меню ресторана. Но прежде, конечно, отведать деликатес предстояло им самим.

– А тебе только дай пожрать, правда, Мариам? – хмыкнул Гурген в голове. 

– Заткнись. 

– Нет, ну, правда! Сожрешь ведь и не подавишься. А ты вообще знаешь, какие они красивые? 

– Кто? 

– Цесарки! Если бы не ты, из этих яиц могли бы вылупиться прекрасные птицы. 

Будто под гипнозом, Мариам встала из-за стола. Схватила миску, с силой прижала к груди и попятилась к выходу.