И пала тьма - Джеймс Клеменс
Шрифт:
Интервал:
Перрил отвернулся, и Тилар потянулся было к краю его плаща, но не решился осквернять осененную ткань. Молодой рыцарь закрыл лицо масклином и уставился внимательным взглядом на учителя.
— Будьте осторожны, сир.
Тилар опустил руку.
— И ты, — негромко пробормотал он.
— Пока наши плащи снова не коснутся друг друга, — ответил Перрил и исчез.
Последние слова служили в ордене обычным прощанием. Взгляд Тилара обежал темницу и задержался на храпящем узнике. Даже после чудесного исцеления он не ощущал себя рыцарем.
Дверь с грохотом захлопнулась, и засов вернулся на место. Тюремщик проворчал что-то насчет своей одежды, но не осмелился потребовать ее обратно. Тилар задался вопросом, насколько он будет защищен после отъезда Перрила.
Роггер закряхтел и перекатился на другой бок, лицом к нему.
— А этот парень довольно разговорчив. — Выходит, вор только притворялся спящим. — Он твой друг?
Тилар уселся на кучу кишащей вшами соломы.
— Когда-то был другом… А может, остался им до сих пор.
Роггер сел.
— Он много наговорил, но его новостям грош цена.
— Что ты имеешь в виду? — Внимание Тилара мгновенно переключилось на заросшего бородой, заклейменного товарища по камере. Внезапно он заговорил гораздо грамотнее, чем прежде.
— Во время паломничества я многое повидал. Я тоже слышал о темных новостях, о которых говорил молодой рыцарь. И я слышал их не только в парадных залах и кастильонах, где принимали твоего предполагаемого друга, но и в тех местах, где солнце светит не так ярко.
Речь Роггера снова изменилась, и он продолжил с нарочито грубым выговором:
— Люди бывают гораздо откровеннее с выпоротым никчемным псом, чем с таким знатным господином.
Тилар внутренне с ним согласился.
— К тому же немало из живущих в высоких башнях преспокойно беседуют за дверьми кастильона, не замечая потрепанного пилигрима на пороге. — Глаза вора загорелись хитрым огоньком. — Или на полу темницы.
По всей видимости, проходимец хорошо притворялся не только спящим.
— Кто ты? — спросил Тилар.
Роггер поднял палец, чтобы погрозить рыцарю, но передумал и решил лучше выскрести им из бороды лишнюю вошь.
— Вор и паломник. — Он на мгновение перестал почесываться и поднял бровь. — Или лучше будет сказать, такой же вор и паломник, как ты — рыцарь теней?
Голова Тилара пошла кругом от попыток разгадать странное заявление.
— Ты правда паломник? И твой рассказ о наказании Бальжера не выдумка?
— Увы, он так же правдив, как следы порки у меня на спине. Но по одному проступку еще нельзя судить о человеке, верно?
Тилар не мог не согласиться.
— Так ты говоришь, что слышал и другие мрачные новости. Какие?
— Слухи, перешептывания и россказни о темных Милостях и поднимающих головы во окраинных землях чудищах. Там действительно что-то зашевелилось.
— Что именно?
— Почем я знаю? — Роггер откинулся на соломенную подстилку. — Я собираюсь воспользоваться тишиной и покоем, чтобы наконец поспать. Сомневаюсь, что нам удастся отдохнуть ночью.
— Почему?
— Колокола, сир рыцарь, колокола.
Тилар и забыл, что бдение у ложа Мирин должно закончиться с восходом матери луны. Ее смерть отметят погребальным колокольным звоном, который будет звучать всю ночь.
Он устроился на подстилке и задумался обо всем, что узнал за сегодня. Но мысли упорно возвращались к одному и тому же слову: Ривенскрир.
Что оно означает? Почему Мирин одарила его Милостью и излечила его?
Тилар предположил, что юный рыцарь о чем-то умолчал; к тому же он заметно побледнел при упоминании этого Ривенскрира. Но почему он ничего не сказал?
На это был только один ответ. Перрил поклялся хранить тайну. И хотя рыцарь показал лицо бывшему учителю, даже вступился за него, клятву он никогда не нарушит.
Он получил этот урок от Тилара.
Тилар повернулся на бок и постарался перестать думать, перестать вспоминать.
Воспоминания причиняли боль.
* * *
Тилар дернулся и спросонья сел на подстилке. Ему смутно вспомнился сон о том, что он снова искалечен… И теперь, проснувшись здоровым, он почему-то испытал разочарование. Увечья защищали его, прятали все эти годы, от него не требовалось ничего, кроме умения выживать. А теперь снова придется повернуться к миру лицом.
Тилар застонал.
За стеной темницы заливались сотни колоколов. Их звон оглушал.
Он поднял глаза к окошку: стояла глубокая ночь. Вечерний туман неторопливо вплывал в камеру сквозь решетку и опускался на пол облачным водопадом. Его глаза привыкли к мраку, и он различил фигуру Роггера у противоположной стены. Тот стоял под окном, весь окутанный туманом.
— Все, — произнес вор. Видимо, он заметил, как Тилар зашевелился. — Из великой сотни осталось девяносто девять.
Тилар поднялся и встал рядом с ним. К своему удивлению, он ощутил горечь в словах вора.
— Это только начало, — пробормотал Роггер. — Только первая кровь. За ней потекут целые реки.
Хотя ночь стояла душная, Тилар поежился. Колокола звонили без устали. В темноте над островом неслись крики, в них слышались горе, боль, злоба и страх. С верхушки башни к небу возносились молитвенные песнопения.
Двое узников под решетчатым окном долго стояли молча. Первым тишину нарушил Роггер:
— Ты говорил во сне, сир рыцарь.
— Ну и что? Какое отношение…
Вор перебил его:
— Ты говорил на литтикском, причем на древнем наречии. Старом языке богов.
Тилар сперва не поверил. Во-первых, он говорил по-литтикски далеко не свободно. А во-вторых, как вор из Лощины вообще узнал этот язык, не говоря уже о древнем варианте?
— И что я сказал? — спросил рыцарь без надежды на внятный ответ.
— Ты говорил шепотом. Но я кое-что разобрал. Ты все время повторял: «Эги ван клий ни дред хаул». Снова и снова.
Тилар наморщил в недоумении лоб.
— Что это значит?
Роггер задумчиво потянул себя за бороду.
— Бессмыслица какая-то.
— Тогда и рассуждать не о чем. Обычная чепуха, что-то приснилось.
Роггер его как будто не слышал:
— «Эги ван клий» — это значит «сломать кость». А «ни дред хаул» — «и освободить темный дух».
— Я же говорил — всего лишь сонное бормотание, — небрежно махнул рукой Тилар.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!