Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

– Ну-ну, – успокаивал ее я. – Я понимаю вас, понимаю, что вы утратили интерес к жизни. Но все восстановится, когда вы вернетесь в Оклахому, дитя мое.

– О, доктор, мы действительно возвращаемся? Я вчера спросила мать, и она ответила, что папа арендовал это место на год, и мы должны остаться здесь до окончания срока аренды. Вы полагаете, она передумала?

– Ну, мм… в общем… – замялся я, – быть может, вы не сразу покинете Бруссак, но вспомните поговорку о Магомете и горе. Предположим, что если ввезти чуть-чуть Оклахомы во Францию?

– Нет! – Она энергично покачала головой, и ее глаза вновь наполнились слезами. – Я не хочу, чтобы Рэй приезжал сюда. Это злое место, доктор. Оно заставляет людей забыть все, что они когда-то любили и лелеяли. Если он приедет сюда, то сразу забудет меня…

И она залилась слезами.

– Ну-ну, ладно, – успокаивал я ее, – посмотрим, не прислушается ли ваша матушка к медицинскому совету.

– Мать не слушает ничьих советов…

Она продолжала рыдать, а я тихо затворил дверь и поспешил к де Грандену рассказать об этом.

– Cordieu! – взволнованно воскликнул де Гранден, выслушав мой отчет. – Синяки? Синяки на этом белом теле, а до этого на руках? Nom d’un nom! Друг мой, интрига разворачивается! Что вы об этом думаете?

– М-мм… – я вспоминал давно забытые статьи из «Медикал таймз». – Я читал о стигматах, появляющихся на телах пациентов. Их обычно связывают с изнуряющей болезнью и определенным настроем, экстазом религиозного пыла, или…

– Ah, bah! – прервал он меня. – Друг мой Троубридж, вы не измерите меркой ветер, и не взвесите весами мысль! Мы столкнулись с чем-то необъяснимым, а не с клиническим случаем, если я не ошибаюсь.

– Что вы имеете в виду?.. – начал было я, но он отвернулся и нервно пожал плечами.

– Ничего я пока не имею в виду, – ответил он. – Мудрый судия не принимает решения, пока не выслушает все доводы.

И он уткнулся в раскрытый перед ним том, записывая что-то на листке бумаги.

Госпожа Биксби не присоединилась к нам за ужином, и потому застольная беседа состоялась. Кофе был подан в небольшом коридоре, соединяющем широкую прихожую с библиотекой. Разогретый славной едой, тремя сортами вина и несколькими рюмками liqueur[25], наш хозяин расцвел как цветок под солнцем.

– Говорят, Джоанну из Арка сожгли в Рване, – начал он, срезав кончик сигары и водрузив ногу на подлокотник кресла. – Странный способ обойтись с девушкой, так много сделавшей для них. Гид нам сказал, что с тех пор она стала святой или как-то так.

– Да, – лениво согласился я, – сжегши ее тело и проклявши ее душу, церковные власти позже пришли к выводу, что душа бедного ребенка была осуждена несправедливо. Чувство справедливости не было присуще суду в Руане.

Де Гранден насмешливо взирал на меня и только, как котяра, подергивал свои напомаженные усы.

– Не разбрасывайте камни, друг мой, – предостерег он. – Почти пятьсот лет прошло с тех пор, как Орлеанскую Деву сожгли как еретичку. Ваши американские суды судят ваших университетских преподавателей за ересь менее серьезную, чем у Жанны. А кости достопочтенных Томаса Джефферсона и Бенджамина Франклина до сих пор выкапываются и сжигаются вашими преследователями еретиков. Нет, нет, друг мой, мы сегодня не глумимся над сожженными когда-то останками вероотступников. Тело Торквемады покоится в могиле много лет, но дух его жив! Mon Dieu! Что я сказал? «Дух его жив!» Sacré nom d’une souris! Это может быть ответом!

Он подскочил как на пружине и стремглав бросился в библиотеку. Я последовал за ним.

– В чем дело, де Гранден?

– Non, non, уходите, гуляйте, катитесь к черту! – закричал он, дико осматриваясь в поиске нужного тома. – Вы досаждаете мне, вы раздражаете меня, вы беспокоите меня! Я должен остаться один! Убирайтесь!

Озадаченный и возмущенный его дикостью, я повернулся к дверям, но он тронул меня за плечо:

– Друг мой Троубридж, пожалуйста, поговорите с поваром мсье Биксби – и возьмите у него куль муки. Принесите его мне не позже чем через час, пожалуйста.

– Простите мою грубость, друг мой Троубридж, – извинился он, встретив меня с мешком муки из кладовки Биксби в библиотеке через час. – У меня была мысль, требующая всей концентрации моего ума, и любая помеха – даже в лице моего доброго друга – отвлекла бы мое внимание. Я сожалею и стыжусь, что такого наговорил.

– О, не берите в голову, – отвечал я. – Вы нашли то, что искали?

Он утвердительно кивнул.

– Mais oui, и даже больше. А сейчас давайте работать. Сначала отправимся в сад, где вчера вечером егерь увидел змею.

– Но, скорее всего, он не видел никакой змеи, – возразил я, когда мы покинули библиотеку. – Мы все пришли к выводу, что парень был пьян.

– Конечно, точно, безусловно, – подтвердил де Гранден, энергично кивая. – Несомненно, он выпил бренди. Вы случайно, не вспомнили мудрую старую латинскую пословицу: In vino veritas?[26]

– Правда в вине? – перевел я приблизительно. – Как можно доверять пьяному, увидевшему тридцатифутовую змею во французском саду? Если мы отлично знаем, что это невозможно?

– О-ла-ла, – хихикнул он, – как вы прямолинейны, cher ami. Вот здесь он указал, что мсье le serpent явился, так ведь? Смотрите, вот на кустах следы от выстрелов.

Он наклонился, развел ветки кустарника и приблизился к стене замка.

– Смотрите-ка, – прошептал он. – Между этими камнями цемент осыпался, и проход для шестидесятифутовой змеи вполне возможен. Так?

– Вполне возможно, – согласился я. – Сюда легко пролезет и большой атлантический морской змей. Но вы не станете утверждать, что он пользуется этим путем?

Он глубокомысленно постучал указательным пальцем по зубам, не обращая внимания на мой сарказм.

– Пойдемте туда, – предложил он, вставая и отряхивая листву с коленей.

Мы возвратились в дом, и я последовал за де Гранденом по многочисленным извилистым коридорам, обитые двери которых он открывал связкой бренчащих железных ключей, полученных от дворецкого Биксби.

– А здесь часовня, – сказал он, завершая получасовую прогулку, приведшую нас к последней, подернутой временем двери. – Тут они и нашли незадачливого мсье Альвареса. Мрачное место для смерти, это точно.

Да, это было так. Небольшая крипта[27] без окон и, вероятно, без вентиляции. Сводчатый потолок укреплялся рядом правильных арок, вырастающих из пола и завершающихся каменными блоками в виде отвратительных голов драконов и грифонов. Небольшой алтарь возвышался напротив дальней стены с серебряным распятием, очерненным временем и съедаемым коррозией. По бокам, ряд за рядом располагались склепы с гробами семейства де Бруссаков: их венчали мраморные плиты с обозначением имени и титула каждого жильца. Паутинный покров, подобно ткани, тянувшийся с потолка до самого пола, придавал полупризрачному мрачному аромату старинного ладана, разносившегося в помещении, особую остроту.