Центр мира - Михаил Кречмар

– Наслаждаетесь тишиной? – сзади, практически бесшумно ступая по ковру, подошёл Денис. – Правда, сказка?

Гельман вздрогнул, освобождаясь от услышанного только что разговора.

– Да уж, сказка… А что делают эти люди?

– Какие люди?

– Ну там, внизу?

Денис мягко улыбнулся.

– Вы же не верите в духов местных гор и в силу учения Рериха? Значит, и теней здесь никаких быть не может. Английский уйгур ушёл на этюды в горы ещё вечером и вряд ли сюда вернётся. А больше людей здесь нет…

– Как это нет? Я только что видел группу – человек семь.

– Призраки воинов Гэсэрхана, Владимир Владимирович, – всё так же мягко улыбнулся Денис. – Тринадцать всадников…

– Каких всадников? Люди под грузом и с альпеншто…

И тут Гельман осёкся на полуслове. Он понял, что это были никакие не альпенштоки.

Гельман повернулся к окну и стал вглядываться в серебряное нагромождение камней.

Луна стремительно закатывалась за склон. Камни потемнели, в несколько минут потеряв наброшенное на них серебристое шёлковое покрывало.

И больше не было видно семерых человек, пробиравшихся среди россыпи, под тяжёлой поклажей и с автоматами в руках.

«Шесть мюридов пойдут в пещеры. Эмир останется здесь».

Владимир Гельман тридцать лет ходил по горам Кавказа и прекрасно понимал речь десятка местных народов.

От осознания того, что люди внизу говорили на одном из вайнахских наречий, он поёжился.

– На самом деле – наваждение какое-то, – он повернулся к Денису и увидел, что говорит в пустоту. Человек в коридоре исчез так же бесшумно, как появился.

Владимир Гельман повернулся обратно к горам.

В крепости над озером Кара-Коль горел свет. Но это был отсвет совершенно земного огня – там, во дворе, горел костёр, зажжённый человеческими руками…

Владимир Гельман двигался по человеческому морю азиатского базара, как самоходная баржа, бороздящая какую-нибудь из великих северных рек. Будучи весьма немаленьким человеком, он возвышался над морем бритых и волосатых голов, платков, тюбетеек примерно на голову. Человеческое море обтекало его плечи, а он с высоты своего двухметрового роста оценивал лежащие на прилавках абрикосы, яблоки, груши, виноград.

«Гостинцев в Москву привезти, внучке. Ведь что они там за фрукты видят? Слизь, а не фрукты… Даже здесь – так себе, по сравнению с базарами в кишлаках. Яблок – это само собой. Алма-Ата (Гельман никогда не называл этот город новым именем, которым наградил его Назарбаев) ведь так и переводится „Отец яблок". Урюк… Абрикосы… Хрен с ним, с грузом, его и так больше семидесяти килограммов набирается… Дочке – бирюзу…» Мир закружился, люди, на которых он, Человек-гора, всегда взирал со своего двухметрового роста, потянулись к нему, вверх, переросли, его, заглянули на него с высоты…

Послышался пронзительный женский визг.

– Человеку плохо!

Гельман этого визга уже не услышал.

– Итак, человеку на базаре стало плохо, и он скончался. Наверное, сердце, – хмыкнул старший лейтенант криминальной полиции Казахстана Нурсултан Тохирбаев, составляя рапорт о чрезвычайном происшествии на Зелёном базаре. Какой-то русский турист решил отдать концы прямо на солнышке? Так бывает, в конце концов, это не их страна. Хорошо бы он успел перед смертью спустить все свои деньги на территории Казахстана.

– Да, и доктор так же считает. Обширная сердечная недостаточность. Лет ему уже много, совсем старик…

– Какой старик? – вскинулся Анатолий Островский, – ему всего пятьдесят четыре было! Да он каждого из вас кулаком мог убить!

– Теперь уже не убьёт, – в голосе Тохирбаева прозвучало что-то похожее на удовлетворение. – Такой крепкий всегда так – хлоп! – и сердце…

– Я врач. Разрешите мне освидетельствовать тело!

– Ты не врач. Ты у себя в Москве врач. Здесь у нас свой врач есть. Он уже всё освидетельствовал. Вы, если вам нужно, у вас в Москве свидетельствуйте…

Печальную обязанность получения гроба с телом Человека-горы Анатолий Островский разделил с его с женой и сыном.

– Товарищ оперуполномоченный, я хочу сделать заявление, – начал Анатолий. – Официальное заявление, я хочу сказать.

Капитан Бурляев с сочувствием посмотрел на говорившего. Пятнадцать лет назад его, маленького мальчика, родители увезли из города Целинограда, ставшего затем Акмолой, а с недавних пор Астаной – столицей независимого Казахстана. Его отцу, старшему научному сотруднику Института тропосферной связи Иосифу Бурляеву в новой стране не нашлось места, и ему пришлось стать вынужденным переселенцем в столицу Российской Федерации Москву. В конце концов, он об этом так и не пожалел.

Капитан Бурляев уже выслушал от туристов все подробности о хамском отношении казахской (наверное, правильнее говорить – казахстанской?) полиции к группе после постигшего её несчастья. А теперь этот доктор хочет документально зафиксировать свои претензии… Капитан Бурляев не был сотрудником Министерства иностранных дел и уже приготовился в мягкой форме сообщить об этом убитым горем людям, но то, что он услышал, заставило вспомнить его ещё несколько милицейских инструкций. И ещё одну – не милицейскую и не инструкцию, а всего лишь короткий разговор, состоявшийся позавчера.

– Товарищ капитан, я сам – доктор, терапевт, – заговорил Островский. – В мои обязанности входило постоянное наблюдение за здоровьем группы в течение всего маршрута. Я вам ответственно заявляю – Владимир был исключительно здоровым человеком. И ни я, ни супруга Владимира Лариса Васильевна, не поверим в указанную в медицинском заключении казахстанских коллег причину смерти без официального вскрытия, проведённого в любой из московских клиник.

Капитан Бурляеву пришлось принимать решение.

– Я хочу, чтобы вы письменно изложили ваше заявление, – произнёс Бурляев вполне дружелюбно. «Хотя, – подумал он, – видит Бог, что ещё можно сделать, даже если на самом деле произошло преступление? А вот бумаг из-за этого дела придётся перелопатить невероятное количество». – После того как вы закончите писать, я попрошу вас позвонить из моего кабинета вот по этому телефону. Запомните: именно из моего кабинета – никакому другому номеру по этому телефону не ответят…

– Итак, Володя Гельман… Хороший был человек… Немного сварливый, склонный к резонёрству. Такие чаще всего идут на контакт со Службой, потому что им кажется, что их никто не слушает. На этот раз он так и не сумел ничего нам рассказать.

– Но сама его смерть разве…

– Да. Она и есть наша точка отсчёта. В любом случае, надо исходить из того, что убийство – всегда экстраординарный способ решения проблемы. И оно чаще говорит о большем, чем призвано скрыть. Да и сказало, вообще-то.