Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец - Александр Семёнов

– Нет, нет… не над тобой. Кажется, комар в нос влетел, – и для убедительности она дважды чихнула, закрывшись ладонью. – Вот, теперь всё в порядке.

В бассейне работали пловцы – ещё одни, кроме танцоров и лыжников, жители пансионата. Длинноволосая девушка-тренер в шортах и купальном лифе звонко скомандовала с бортика: «Ещё двадцать пять на ногах! – и оглушительно свистнула. – Следующие – готовимся!». И новые загорелые фигуры шагнули на стартовые тумбы, солдатиками прыгнули вниз.

– Раньше они сюда ездили, а три года назад перестали, – сказала Ксения. – Теперь, значит, снова…

– Да, вот здесь живут, – Рома взглядом указал на чистенький, с колоннами у крыльца и блестящей покатой крышей кирпичный дом.

– Его ремонтировали, забор стоял, – вспомнила Ксения. – Нам туда лазать запрещали. Точно, а я смотрю: что-то не так. Ха, я ведь даже скучала по ним, пока их не было.

– Почему? – спросил Рома, ощутив что-то, похожее на ревность. О нём, наверное, не будет скучать…

Ксения пожала плечами:

– Даже не знаю. Просто… ну, чего-то не хватало без них. – Замедлив шаг, она ещё раз оглянулась на голоса и брызги. – Плавали целыми днями, в столовой сидели своей компанией… Два раза в неделю куда-то уезжали на «Икарусе», таком огромном, набивались как селёдки. Возвращались поздно. А в свободное время гуляли, в бильярд играли так лениво, – она медленно отвела локоть, изображая сонный удар. – Знаешь, все друг на друга похожи, вот что удивительно. Все такие высокие, с плечами, лица тонкие. Как на подбор.

– Инопланетяне, – ввернул Рома и загордился собой, потому что Ксения улыбнулась.

Извилистой тропинкой они дошли до Финского залива, искупались в тёплой и почти пресной воде. Ксения всё знала в этой бухте. «Вон там не вздумай нырять, – кивнула она вперёд и направо, – камни под водой. А здесь можно», – и нырнула первая. Рома с удовольствием подержал бы её на волнах, но она сама плавала не хуже ребят из бассейна. И как была хороша в тёмно-синем купальнике – длинноногая, гибкая, с такими смелыми движениями; сколько жизни в одном взмахе её руки! А как блестит вода на гладкой коже!.. Интересно, он-то ей нравится хоть немного? Рома не хотел, чтобы она подумала: «вот позёр», – и всё-таки поворачивался к ней лицом и чуть разводил локти. Пускай он небольшой – но складный, с кубиками пресса и настоящей мужской фигурой, похожей на перевёрнутый конус. От папы достались такие широчайшие мышцы, этим Рома особенно гордился.

Рома чуть прибеднялся, говоря Ксении, что у него нет никаких талантов. Об одном своём таланте он догадывался, хоть и не всегда был ему рад. Да, Марина рисует, Ира учит испанский язык, для неё уже третий; Илья в четыре года так обращается с футбольным мячом, как иным взрослым не снилось. А Рома, лет с двенадцати или даже раньше, – настоящий магнит для девчонок. Знакомятся, шлют записки, просят телефон, и все почему-то старше на год-два и крупнее. Мама, Евгения Васильевна, тихо гордясь, показывала коллегам-учителям фотографию из электросиловского лагеря: Рома, стоя чуть позади, обнимает за талии двух старшеклассниц в топиках, девичьи плечи заслонили его, только два хитрых глаза виднеются из-за прекрасной, смуглой стены. И по лицам девушек понятно: скажет им Рома танцевать – станцуют, скажет ходить на руках – даже не задумаются. Но Рома ничего такого не говорил. Зря вредная Маринка дразнила его донжуаном и альфа-самцом, на самом деле он был скромным, порядочным, и лишнего никому не обещал. Погулять, посмеяться, даже зайти в гости – пожалуйста… а что потом? Рома знал, что бывает потом, и мечтал об этом, но только в одиночестве. Наедине с девчонкой даже подумать не решался. Прошлым летом, когда была сделана та фотография, он, наконец, встретил девочку, рядом с которой можно было помечтать, как они вернутся в город, сходят на дневной сеанс в кино, а потом Лена пригласит Рому домой, где не будет родителей… Да, её звали Лена; она была, как водится, старше на полтора года и с первого взгляда мало отличима от большинства девчонок из лагеря. Кроссовки, шорты, голый живот, лицо без косметики, – только волосы длиннее и гуще, чем у остальных, и голос необычайно глубокий, и руки нежные, даже слишком… «Помоги, пожалуйста, – незнакомая девочка на причале водной станции протянула Роме бутылку кваса. – Тугая, как не знаю что… не могу открыть». Рома взял бутылку и небрежно, тремя пальцами свернул пластиковую голову. «Ого, ну ты даёшь! – воскликнула незнакомка. – Теперь буду знать, к кому обращаться». Рома, отдавая бутылку, случайно коснулся прохладной ладони девочки. А у причала покачивалась двухместная лодка, и вёсла, готовые к работе, лежали на воде вдоль бортов.

«Надо же, какой ты сильный, – сказала Лена, когда Рома, причалив к другому берегу, снял её с носовой банки и поставил рядом с собой. – Если что, сможешь меня защитить?» Рома кивнул, надувшись от гордости, и потом долго удивлялся: как его самого не побил кто-нибудь из старших ребят, её ровесников?

До конца смены они почти не расставались. Забредали вдвоём в самые дальние уголки леса, купались, рассказывали о себе. Рома, подняв Лену на руки, кружил её, пока она не говорила, смеясь: «Хватит!». Тогда он впервые в жизни поцеловался и сперва не понял, что в этом особенного, – но, увидев, как закрылись глаза Лены и участилось её дыхание, понял, что сделать ей приятно – это и есть самое главное.

Рома уже год танцевал, но показывать умение стеснялся: не было никакого умения, ритм он чувствовал средне, движения запоминал немногим лучше. Лена занималась в театральной студии, хотела стать актрисой, и уж она-то не боялась очень серьёзно, с выражением читать наизусть монологи и стихи. Раньше, если кто-то при нём даже бубнящей скороговоркой читал стихи, Роме становилось неловко, хотелось поскорее уйти, – но Лену он был готов слушать и слушать. Она просила: «Повтори. Только змеи сбрасывают кожу, чтоб душа старела и росла. Мы, увы, со змеями несхожи, мы меняем души, не тела…» Рома повторил две строки, смутился, покраснел и решил, что актёром никогда не станет.

Вернувшись домой, он звонил Лене. Она говорила, что рада, но голос звучал суше, чем в те августовские дни. Наверное, виноват был телефон… Они договорились встретиться, погулять в Парке Победы, но когда Рома подходил к метро, Лена прислала эсэмэску: «Извини, не могу прийти, давай в другой раз». Причину так и не объяснила. А потом многодетная Ромина семья переехала из коммуналки в отдельную, просторную квартиру. Энергичная мама уже три года хлопотала о ней, писала письма, ходила на приёмы и так понравилась одному депутату Законодательного собрания, что он пригласил её в помощники. В новой квартире была громадная кухня, четыре большие комнаты, а в прихожей Илья играл в футбол, обводя поставленные в ряд ботинки. Довольней всех были сёстры: они давно хотели купить щенка, даже знали, у кого, – и очень скоро принесли домой пушистую крошку Альму.

Когда Рома, уже в конце октября, звонил Лене в последний раз, она сказала: «Извини. Мне было очень хорошо… но, кажется, у нас ничего серьёзного не получится. Слишком рано. А просто дружить с тобой я не могу, и ты, наверное, тоже». Он расстроился, передал эти слова Марине. «Увижу – прибью артистку долбаную! – обещала сестра, ударив кулаком по столу, и в ответ громко залаяла Альма. – А ты не ной, – продолжала Марина, – другую найдёшь, нормальную. Идём лучше гулять со зверем».