Чистильщик - Пол Клив

Полицейская лента, крест-накрест перекрывающая входную дверь, была снята через два дня после убийства. Такие вот действия и навлекают беду. Служат наживкой для вандализма. Это все равно что оставить большую кнопку со знаком «не трогать».

Я лезу в карман и достаю ключи, спрятанные под носовым платком. Вожусь над замком секунд десять. В этом я настоящий спец.

Бросаю взгляд через плечо на улицу. Я совершенно один.

Открываю дверь и захожу внутрь.

Салли уходит с работы в то же время, что и Джо, и, хотя она его пытается догнать, даже несколько раз окликает его, он ее не слышит. Он доходит до остановки, и мгновение спустя автобус, выплевывая выхлопные газы и дребезжа рамами, отъезжает. Ей любопытно, куда он направляется. Иногда он идет пешком, иногда уезжает на автобусе. Живет ли он с родителями? Или с такими же людьми, как он? Одна из особенностей Джо, которая ей нравится, заключается в том, что он кажется очень самостоятельным, и она бы не удивилась, если бы оказалось, что он вообще живет один в какой-нибудь квартире и сам за собой ухаживает. У него вообще есть семья? Он никогда не рассказывал о ней. Она надеется, что у него кто-то есть. Мысль о том, что Джо совсем один на этом свете, очень ее тревожила. Ей надо прилагать большие усилия, чтобы войти в его жизнь, так же, как она бы хотела, чтобы другие люди участвовали в жизни Мартина. Если бы он был жив.

Сегодня ему бы исполнился двадцать один год. Как бы они это отметили? Затеяли бы вечеринку, пригласили бы друзей и членов семьи, повесили бы кучу шариков и воткнули бы двадцать одну свечку в шоколадный торт в форме гоночной машины.

Она идет на парковку, где каждый день, приезжая на работу, оставляет машину. Надо ей как-нибудь предложить подвезти Джо до дома: наверняка ему это понравится. Так она сможет ближе с ним познакомиться. Надо бы завтра спросить.

По ее мнению, Крайстчерч — великолепный город; особенно она любит бродить вдоль набережной Эйвон-Ривер, с ее темными водами и сочными зелеными берегами, — полоса природы, пересекающая город. Иногда она съедает здесь свой обед, сидя в траве, любуясь утками, резвящимися в воде, и кидая им кусочки хлеба. Надо бы предложить Джо как-нибудь к ней присоединиться. Она уверена, что ему это понравится. Он все больше и больше напоминает ей брата, и так как она больше не может помочь Мартину, вдруг она хотя бы сможет помочь Джо. Не такая уж безумная мысль, правда?

Она протягивает пластиковый пакетик, набитый бутербродами, бомжу, сидящему у входа на парковку. Он открывает его и заглядывает внутрь.

— Как поживаете, Генри?

— Уже лучше, Салли, — говорит он, вставая и засовывая руки в карманы своих слишком больших и слишком потертых брюк. — Уже лучше. Как поживает твой отец?

— Нормально, — отвечает она, хотя это неправда. Ему плохо. Такова уж болезнь Паркинсона. Тебе не становится лучше. Болезнь входит в твое тело без приглашения. Устраивается там как дома. И остается навсегда. Так что на «нормально» остается только надеяться.

— У него день рождения на этой неделе. Мы собираемся отвезти его куда-нибудь поужинать, — говорит она, хотя вряд ли это будет веселым мероприятием. Его день рождения никогда не бывает веселым, с тех пор как умер Мартин. Может, будь оно месяцем раньше или месяцем позже, оно и могло бы быть повеселее, но чтобы отмечать в ту же неделю….

— Ну, хорошего тебе дня, — говорит Генри, прерывая ее раздумья. — Передавай ему привет от меня. И помни, Салли, что Бог тебя любит.

Она улыбается Генри. Она видит его каждый день с тех пор, как начала оставлять тут машину. После того как она стала давать ему бутерброды (она никогда не стала бы давать ему денег, так как они, естественно, ввели бы его в искушение), именно она постоянно повторяла ему, что Бог его любит, а его ответы никогда не были положительными. Обычно он отвечал, что Бог и Иисус его ненавидят. Бог оставил его без работы. Бог оставил его без крова. Она указывала на то, что в этом скорее виноват сам Генри. Он отвечал, что всем на все наплевать, и коль скоро человек создан по образу и подобию Бога и ни один человек не помог ему, значит, и Богу на него наплевать. Если бы Бог спустился на землю, говорил Генри, и увидел бы его сидящего здесь, на выезде с парковки, выпрашивая мелочь и еду, Он посмотрел прямо сквозь него и пошел бы дальше. Как и все остальные.

Кроме Салли. Салли никогда не прошла бы мимо того, кто нуждается в помощи. После того как она целый месяц таскала ему бутерброды, он наконец разрешил Салли разговаривать с ним о Божьем промысле. Она знает, что, скорее всего, он говорит ей все эти вещи, только чтобы получить еще еды.

— Увидимся завтра, Генри. Позаботься о себе.

Генри садится обратно на землю и начинает заботиться о себе, как она и просила, начав с того, что лезет в пакетик.

Через минуту ее машина уже смешалась с остальным потоком. Вот уж поистине красивый город, думает она. За него проголосовали как за самый гостеприимный город мира. Причина очевидна. Столько хороших людей. Заботливых людей. Многие дома столетней давности поддерживаются в хорошем состоянии, и это сохраняет связь города с его корнями, а большинство новых построек выглядят под старину. Дорогостоящее удовольствие, но позволяет сохранить традиции города. Так много клумб, деревьев, река, пересекающая центр города: есть ли на свете место прекраснее?

Первое, что я замечаю — это как душно в доме. Как внутри сушки для белья. Рождественско-новогодняя жара набирает обороты. Жаль, не могу оставить дверь открытой.

Самое время бесцельно побродить. Нахожу несколько бутылок пива в холодильнике. Почему бы и нет? Здорово освежает, пока я листаю документы Даниэлы. Закончив, кладу бутылки в портфель и иду наверх.

Тут еще жарче. Снимаю куртку и кладу на маленький столик, скидывая с него вазу, чтобы освободить место. Ваза разбивается. Тело было найдено в супружеской спальне. Вместо того чтобы дальше бесцельно тратить время, направляюсь прямиком туда.

Окна выходят на запад, и закатное солнце освещает всю комнату. Спальня приблизительно такого же размера, как все остальные спальни, в которые я вламывался. Темный ковер отливает зеленым и синим одновременно. По всему полу раскидано больше дюжины пластмассовых пронумерованных значков. Похожие номерки, только поменьше, выдают в ресторанах и кафе, чтобы запомнить, кто заказывал семгу, а кто кофе-латте. В папке номерками обозначены вещи, которые были найдены на этих местах: например, волосы, кровь или нижнее белье. Тут и там разбросаны запасные пакетики для улик. Неудивительно, что полиция никак не укладывается в бюджет. Каждый раз, как я кого-нибудь убиваю, им приходится выделить очередную сумму на расследование. Надеюсь, это несильно влияет на мою зарплату.

Стены покрыты красными рельефными обоями, чересчур светлыми для этой комнаты, и это создает иллюзию еще большей духоты. Запах смерти еще не развеялся. Он пропитал ковер и, наверное, останется тут навсегда. Окна занимают большую часть противоположной стены, рядом со мной — шкаф-купе. Репродукция какого-то пейзажа, то ли австралийского, то ли мексиканского, висит над кроватью, и я подумываю, не взять ли ее с собой, чтобы отнести маме. Прикроватный столик, как обычно, завален всякой ерундой: пачка обезболивающих таблеток, маленькая баночка ночного крема, будильник и коробка салфеток. Такой же столик стоит с другой стороны кровати. По всей комнате, как и по всему дому, рассыпан белый порошок, выявляющий отпечатки пальцев. Похоже на кокаин.