Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России - Валерий Шамбаров

А Каннинг не был в России постоянным послом. В 1824 г. его направили в ранге посла на переговоры о разграничении владений в Америке – между Российско-американской компанией, английской компанией Гудзонова залива, действовавшей в Канаде, и Соединенными Штатами. Причем США с русскими очень быстро достигли соглашения и подписали договор. Но с британцами переговоры почему-то затянулись, и Каннинг задержался в нашей стране до 1825 г. Хотя здесь необходимо важное пояснение. Российско-американская компания была «полугосударственной». Ее акционерами были сам царь, члены императорской семьи, высокопоставленные вельможи. В компанию откомандировывались офицеры, нижние чины, военные корабли. Однако юридически это была частная организация.

В XIX в. подобное положение было обычным. Индию официально завоевывала не Англия, а Ост-индская компания. И Канада точно так же осваивалась компанией Гудзонова залива. Однако это значит, что и переговоры велись как бы не между государствами. Не в Министерстве иностранных дел, а в управлении Российско-американской компании, на набережной Мойки, 72. Но… как раз это управление было гнездом «Северного общества»! Канцелярию компании возглавлял Рылеев! Заговорщики нередко собирались у него. А фактическим руководителем компании был покровитель Рылеева адмирал Мордвинов. После свержения царя декабристы намечали поставить его во главе временного правительства.

Именно здесь в 1824–1825 гг. обретался Каннинг, задержавшийся в России. С Рылеевым, возглавлявшим делопроизводство Российско-американской компании, он общался постоянно. Очевидно, и с его товарищами. О чем они говорили, для нас остается сокрытым. В феврале 1825 г. договор наконец-то был подписан. Но Каннинг вовсе не поспешил сесть на ближайший корабль, отчалить на родину. Нет, он почему-то отправился в Лондон совсем не быстрым путем. И совсем не удобным, учитывая тогдашнее состояние дорог. По зиме и весенней распутице с непролазной грязью – через Варшаву. А там к нему прибыл делегат и от «Южного общества». Да и с польскими заговорщиками здесь можно было пообщаться.

Стоит ли удивляться, что российские и польские революционеры согласовали совместное восстание с убийством царя. Оно было назначено на 12 марта 1826 г., в 25–ю годовщину восшествия Александра I на престол. И ведь план-то был продуман очень коварно и квалифицированно! Празднества, парады, смотры с перемещениями войск. Но это был юбилей не только царствования, а еще и убийства Павла I! Напомним, организованного англичанами. Может быть, для оккультистов-масонов дата обладала какими-то особыми свойствами (в 1917 году в этот же день Англия, Франция и Италия официально признают Временное правительство). Но брался в расчет и психологический фактор! В юбилей, принимая поздравления, государь будет особенно остро вспоминать 12 марта 1801 г. Решится ли он в такой момент сопротивляться мятежу? Скорее, падет духом. Воспримет, как закономерное воздаяние…

Заговоры разрастались. И информация, невзирая на конспирацию, все же просачивалась, доходила до императора. В 1824 г. в записке Аракчееву он отметил, что «в обеих армиях, равно как и отдельных корпусах, есть по разным местам тайные общества» [24]. Но Александр еще не представлял всей степени угрозы и ее масштабов. И не видел морального права карать за собой – возведенным на трон заговорщиками.

Александр I и старец Федор Кузьмич

Царь задумывался об отречении. Но колебался, оттягивал вопрос – слишком уж неординарный. Брату Николаю он сообщил о желании оставить трон и его наследовании еще в 1819 г., а в марте 1820 г. был наконец-то расторгнут брак Константина с его супругой. Государь тотчас издал Манифест, что лицо Императорского Дома, вступившее в брак с человеком, не имеющим соответствующего достоинства, не из венценосной семьи, не может передать ему право принадлежности к Императорской Фамилии. И дети от такого брака не имеют прав на корону. Невзирая на это, Константин женился на полюбившейся ему полячке Грудзинской. Царь даровал ей титул княгини Лович.

Но ситуация создалась двусмысленная. Ведь Манифест Александра касался только Грудзинской и возможных детей. Самого брата он наследования не лишал. А Константин тоже не спешил внести определенность. Только в частных разговорах с братом Михаилом он упоминал, что «дал себе святое обещание отказаться, навсегда и невозвратно, от престола», «решился уступить мое право брату Николаю». Но предупреждал, что это должно пока «оставаться между нами». Когда Николай проезжал через Варшаву, Константин отдавал ему почести, как вышестоящей особе. Хотя вместо объяснения лишь отговаривался старой семейной шуткой: «Это все оттого, что ты царь Мирликийский» [25].

Лишь в январе 1822 г. Константин подписал официальное письмо, отрекаясь от права на престол и передавая его «тому, кому оно принадлежит после меня». Царь его прошение удовлетворил, но… собственное решение еще обдумывал. Дело зависло на полтора года. Летом 1823 г. в Санкт-Петербурге на заседаниях Синода присутствовал архиепископ Московский Филарет (Дроздов). Голицын, в то время еще Министр духовных дел, передал ему секретное поручение императора. Написать проект Манифеста о назначении наследником престола великого князя Николая Павловича. Предупредил, что документ будет в глубокой тайне храниться в Москве в Успенском соборе. Филарет указал на явную несуразность – власть сменяется в Петербурге, а тайный акт будет лежать в Москве. Как он сможет повлиять на события?

Царь согласился с замечанием. Разрешил сделать копии, чтобы хранились в Государственном совете, Сенате и Синоде. Филарет отработал и оставил императору проект. А 25 августа тот сам прибыл в Москву, и архиепископу передали конверт с собственноручной надписью Александра: «Хранить в Успенском соборе, с государственными актами, до востребования моего». Но в случае кончины царя конверт требовалось открыть «прежде всякого другого действия». В Государственный совет, Сенат и Синод доставили запечатанные конверты с такими же надписями. Мы снова видим, что Александр еще колебался. Не исключал, что отменит или изменит Манифест – приказывая хранить его «до востребования». Впрочем, он знал и отношение Николая к царской короне. Опасался, что он тоже откажется. Поэтому с ним Манифест не согласовывали, в тайну не посвящали.

Но когда ему предстояло унаследовать престол? Лет через десять, как обещал ему Александр? Или раньше? Государь, как он считал, получал все новые доказательства Божьей немилости. 7 ноября 1824 г. в Петербурге случилось сильнейшее наводнение. Вода поднялась на 4 метра, затопила почти всю столицу, разрушила и повредила 4 тыс. строений. Погибших насчитывали от 200 до 600 человек, но многие пропали без вести – тела унесло в Финский залив.

А на Кавказе обстановка, вроде бы, нормализовывалась. Но турки с англичанами преподнесли «подарок». У разобщенных «немирных» горцев вдруг появился центр организации, проповедник Кази-Мухаммед. Он призвал к «священной войне». Полыхнуло в Чечне, перекинулось на Кабарду, Кубань. Ермолов и его помощники сумели организовать переговоры. В Герзель-ауле съехались генералы Лисаневич, Греков и 318 горских старейшин. Но во время встречи фанатик с кинжалом бросился на генералов и убил обоих. Увидев это, солдаты разъярились, перекололи штыками старейшин. И тут уж драка пошла по всему Кавказу. Европа опять завопила о «русских зверствах».