Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России - Валерий Шамбаров

Царь тяжело переживал бедствия. Убеждался – Господь не благословляет его царствование. Весной 1825 г. Россию посетил принц Оранский, личный друг и государя, и его брата Николая. Александр в порыве чувств открылся ему, что хочет отречься. Принц был в шоке. Доказывал, насколько пагубно это может сказаться и на России, и в целом на монархической идее – самый могущественный император бросает трон. Но, как он сокрушенно рассказывал Николаю Павловичу, убедить государя он не сумел [26].

А летом поступили новые сведения о заговоре. О нем узнал преданный императору Иван Шервуд, унтер-офицер 3-го Украинского уланского полка. Послал письмо своему родственнику, лейб-медику Виллие, просил предупредить государя об опасности. Шервуда сперва доставили к Аракчееву, потом к самому царю. Унтер-офицер доложил: он «случайно узнал, что в некоторых полках 1–й и 2–й армии существует секретное общество, которое постепенно увеличивается и имеет особенные связи в 4–м резервном кавалерийском корпусе». Перечислил несколько фамилий и вызвался самому проникнуть в общество, разведать о его составе и планах.

Александр одобрил операцию, поручил ее курировать Аракчееву. К ней привлекли также начальника Шервуда, командующего резервными войсками на юге генерала Де Витта. А его как раз обхаживал Пестель, надеялся привлечь на свою сторону. Даже изображал, что хочет жениться на его дочери, некрасивой и засидевшейся в девицах. В качестве агента Де Витт использовал ученого-ботаника Александра Бошняка. Он вошел в доверие к заговорщикам, прикинувшись их единомышленником.

Но в это же время, летом 1825 г., ухудшилось здоровье императрицы, и без того слабое. Александр с женой давно забыли взаимные измены. Привыкли друг к другу, муж трогательно заботился о Елизавете Алексеевне. А врачи пугали, что промозглая осень в Санкт-Петербурге может привести к плачевным последствиям. Настаивали сменить климат, отправиться в Италию. Государыня не хотела ехать за границу. Обсудив с мужем, решили пожить на российском юге. Крым еще был совсем не курортом. Выбрали более благоустроенный Таганрог.

Царь должен был ехать вперед, все приготовить к прибытию жены. 30 августа, на праздник св. Александра Невского, он был именинником. Как обычно, отправился в Александро-Невскую лавру, стоял на службе, приложился к мощам своего Небесного покровителя. На обратном пути пригласил брата Николая ехать в собственной коляске. Был очень задумчивым, но ни о каких делах не говорил. Только порадовал брата – пожаловал ему место для дачи возле Петергофа. В этот же день было новоселье у их младшего брата Михаила. Заглянули к нему и расстались. Николай Павлович уезжал с инспекцией в Бобруйск. Не знал, что прощается с Александром навсегда.

1 сентября отправился в дорогу царь. Он опять заглянул в Александро-Невскую лавру. Отслужили молебен на благополучное путешествие. Александр благословился митрополита Серафима, но захотел повидаться и со святым старцем Алексием (Шестаковым). Побывал у него в келье, увидел гроб, служивший постелью. Просил старца особо молиться о нем и его жене. Может быть, говорил еще о чем-то, но об этом сведений нет. Из монастыря, уже не заезжая домой, вереница колясок понесла Александра I и его небольшую свиту на юг.

Он очень переживал, как перенесет дорогу супруга. В Таганроге в доме градоначальника сам устраивал их семейное гнездо. 23 сентября Александр встретил жену за городом. Заехали в Александровский монастырь, где их ждало множество людей. И у них началась спокойная и безмятежная жизнь. Без придворного этикета, приемов, суеты, множества лиц и дел. Они впервые за долгие годы проводили время вдвоем, могли подолгу гулять, разговаривать непринужденно, без свидетелей. Оказались настолько близки друг другу, что жизнь в Таганроге даже называли их «вторым медовым месяцем». Их окружение составляли несколько самых доверенных лиц – врачи Виллие, Стофреген, Тарасов. Приближенные Петр Волконский, генерал-адъютант Александр Чернышев, начальник Главного штаба Иван Дибич.

Но маленький уютный мирок царя оказался слишком хрупким. В него вламывалась внешняя реальность. Шервуд, исполняя задание, собрал немало сведений о заговорщиках, их замыслах. 20–21 сентября отправил подробное донесение Аракчееву. Тот фактически возглавлял операцию, должен был принять меры, но… всемогущий Аракчеев слишком занесся. У него как раз наложилась личная драма. Крепостные убили его сожительницу Настасью Шумскую, домоправительницу в Грузино, свирепствовавшую над дворовыми. Аракчеев находился в «тяжком расстройстве здоровья» и от своих обязанностей самоустранился. Пакет Шервуда, даже не распечатав, он отослал в Таганрог. Царь получил его лишь 11 октября, ознакомился и передал Дибичу. Вот теперь становилось ясно, какая угроза вызревает над ним и над всей страной.

А между тем на жену тихая жизнь на Азовском море подействовала благотворно. Ее состояние значительно улучшилось. В конце октября царь счел возможным оставить ее одну, отправился в Крым. Как бы проверить здешние войска, флот, администрацию. Но глубоко в эти вопросы не вникал. Выглядел уставшим, опустошенным. От него даже услышали фразу, что он скоро поселится в Крыму частным лицом: «Я отслужил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку».

Обратно ехали тремя колясками – Александр, сопровождающие и его личные фельдъегеря. 3 ноября, в 30 верстах от Орехова, их догнала бричка фельдъегеря Маскова с депешами из столицы, письмами царицы-матери. Государь похвалил Маскова за усердие, велел присоединяться к кортежу. Дорога в этом месте спускалась к речке. Масков прыгнул в бричку, крикнул кучеру: «Пошел!» Тот рванул с места, тройка понеслась под откос, и на повороте заднее колесо налетело на кочку. Коляска подпрыгнула, Маскова выбросило из нее. Он упал, ударившись головой.

Александр послал доктора Тарасова и капитана Годефроа узнать, что случилось и какая нужна помощь. Сам царь поехал дальше и остановился в Орехове. Тарасов появился там уже ночью. Доложил – Масков скончался. Александр переживал, жалел его.

Фельдъегерей он знал лично, а этот погиб почти у него на глазах. Хотя, конечно же, прискорбный случай не означал никаких серьезных потрясений. Вызвавли земского исправника, велели похоронить царского курьера «достойным образом», выдали 100 рублей.

Но с этого момента события начали закручиваться совершенно неожиданным образом, оставляя множество загадок. Маскова похоронили со странной поспешностью, 4 ноября. И в этот же день в Мариуполе Александр I вроде бы простудился. 5 ноября он прибыл в Таганрог и слег в постель. И тогда же, 5 ноября, сразу несколько человек начали вести дневниковые записки о болезни императора – его жена, Волконский, лейб-медики Виллие и Тарасов. Казалось, с чего бы? Царь был человеком здоровым, 48 лет. Всего лишь простудился. Но четверо приближенных одновременно взялись документировать болезнь. Создавать информационную «картинку».

А 10 ноября в Таганрог к Дибичу привезли новое донесение Шервуда, рисующее планы революции с убийством царя и уничтожением всей династии. Унтер-офицер разузнал и о том, где хранятся документы «Южного общества». Александру об этом доложили. Он принял первое решение начинать борьбу. Отправил к Шервуду полковника Степана Николаева с приказом захватить документацию заговорщиков.