Портрет девочки в шляпе - Елена Дорош

Пообнимавшись и поколотив друг друга по спине, они коротко поведали друг другу последние новости. Все это время Лиза оставалась в отдалении, не спеша попивая пиво и глядя в сторону. Герману показалось странным, что она не участвует в разговоре, хотя им тоже было что вспомнить. Не так давно, чтобы об этом забыть, у них был роман, причем довольно продолжительный.

Лизу он увидел на тусовке байкеров в Рязани, куда затащил его армейский дружок. Она сама подошла к нему и предложила водки. Герман водку не любил и в ответ предложил пива. Лиза пожала плечами и согласилась. Она была красива какой-то нездешней скандинавской красотой. Герману нравились такие лица. На первый взгляд вроде бы блеклые и бесцветные, а присмотришься и удивишься совершенству линий и точености черт. Они болтали пару часов, но к ночи их растащили. Байкеры привыкли гулять по-черному, поэтому, когда тусовка превратилась в дикую и бессмысленную пьянку, Герман незаметно ушел и просто отправился спать. Проснулся оттого, что к нему прижалось длинное голое тело и кто-то зажал рот страстным поцелуем с привкусом алкоголя. Это была она.

Больше Лиза от него не отходила. Из Рязани она поехала в Питер и без вопросов поселилась в его съемной квартире. Она любила свободную, ничем не обремененную жизнь, путешествия, тусовки, умные разговоры под водку и секс. Сперва все так и было, но очень скоро Герман от такой жизни заскучал. Он уже тогда много работал, ему нравилось дело, которым он занимался, впереди ждало много интересного, и бессмысленное существование между тусовкой и диваном стало тяготить. Лиза, конечно, заметила его отстраненность и тут же затеяла выяснение отношений. Это была ее ошибка. С ним подобная тактика была заранее обречена на провал. При первых признаках истерики и скандала он просто оделся и ушел. Лиза прождала неделю и, не дождавшись, уехала.

Два года они не виделись. И вот теперь она вновь появилась у него на пороге.

– Слушай, Фриц, я схожу в твой туалет? – посмотрев на скучную Лизу, спросил Бзик. – Пиво наружу просится, моча уже из ушей льется.

Герман махнул рукой, понимая, что таким деликатным способом дружок хочет дать им возможность поговорить.

– Как поживаешь, Фриц? – спросила она сразу, как Бзик убежал.

Герман пожал плечами.

– Нормально. А ты?

– Отлично, – ответила Лиза и, видимо решив, что обмен любезностями состоялся, отлепилась от байка, подошла и облепила его всем телом, как любила делать когда-то.

Зная ее повадки, Герман ожидал чего-то подобного, поэтому отстраняться не стал, а просто легонько похлопал по спине и дружески поцеловал в лоб. Лиза сразу оторвалась от него. Бледное скандинавское лицо стало злым.

– Понятно… – протянула она, прищурившись, – значит, все прошло? Ты меня больше не хочешь?

Внутренне недоумевая, почему она решила задать эти вопросы после двух лет разлуки, он мягко ответил:

– Я думаю, мы оба знаем ответ.

– Нет! Я не знаю! Я два года с ума сходила! Ждала, что позовешь! Измучилась! Уговорила Бзика привезти меня к тебе! И после этого ты меня в лобик целуешь? Как младенца?

Герман уловил в ее голосе знакомые истерические нотки. Чтобы не дать возможности устроить сцену, он сжал ее запястья так, что она не могла вырваться.

– Лиза, прекрати. То, что ты делаешь, бесполезно, бессмысленно и глупо. Да. Я не хочу. Наши отношения закончены. Навсегда. Если я виноват перед тобой, прости. Но это все, что я могу сказать.

Он отпустил, и она отскочила. С ее губ уже были готовы сорваться безумные слова, но верный Блинов, выскочив на крыльцо, спас положение.

– Так, Лизон, нам пора. Серый позвонил и требует меня к себе. Срочно! Договорите в следующий раз.

Лиза стояла неподвижно, не сводя с Германа ненавидящего взгляда. Бзик обхватил ее и силой усадил.

– Покендришь, бро! – крикнул он на прощание, тронулся и, обернувшись, неожиданно подмигнул.

Байк унесся, снова подняв тучу пыли.

Герман долго стоял на крыльце, потом решил, что самый верный способ борьбы с сумбуром в голове – работа, хотя работалось сегодня из рук вон плохо. Он вернулся в мастерскую и надел защитные очки.

Потихоньку наступил глубокий вечер. Как обычно в Питере, небо еще совсем светлое, а в комнате темно и сумрачно. Герман подумал, что ждать Царевну уже нет никакого смысла. В самом деле, зачем ей переться на ночь глядя в Гатчину? Конечно, можно было бы позвонить, но, с другой стороны, делать это она не обязана. Подумаешь, обещала приехать!

Разозлившись на Лору, а больше всего на себя, Герман решил, что ждать не будет, а отправится дышать свежим воздухом. Оставив телефон на столе, чтобы случайно не позвонить кому не надо, он вышел из дома и неторопливо побрел по дороге, что вела прочь от центра, а значит, и от вокзала, и от шоссе, ведущего в город из Питера.

Из открытого окна проезжающего мимо такси донесся звук гитары. Густой мужской голос пропел: «Налетела грусть, ну что ж, пойду пройдусь, ведь мне ее делить не с кем». Вот именно, не с кем. Стало быть, пройтись действительно надо.

На окраине за стадионом у небольшого пруда он приземлился на скамейку и с наслаждением закурил. Прудик был маленьким и довольно захламленным. Вдоль берегов, основательно заросших осокой, плавал мусор, пластиковые бутылки и пакеты забились в траву, ряска ковром покрывала пруд почти до середины.

Стараясь не вглядываться в сей неприятственный пейзаж, Герман курил и думал, что надо бы съездить к деду Кирьяну. Он давно обещал привезти новую циркулярную пилу и еще кой-какие инструменты. Мается дед со старой пилой, ждет обещанного, а внучок ненаглядный сидит как пришитый и ждет неизвестно чего и зачем. Причем ведет себя при этом крайне глупо. Он привык ни от кого не зависеть, особенно от женщин, и нынешнее ощущение несвободы заставляло его нервничать. Как так получилось, что еще недавно незнакомая девушка вдруг довольно быстро получила над ним сильную власть? Вроде и не старалась приблизиться, но в итоге оказалась так близко, что он крайне болезненно переносит ее отсутствие. Однако самое неприятное, что зависимость и потребность в другом человеке, скорей всего, испытывает он один. Даже наверняка так и есть. Сегодняшнее бессмысленное ожидание – лучшее доказательство. Он подумал о Лизе. Возможно, по отношению к нему она переживает те же чувства. Забавная все-таки штука – жизнь. Наверное, так задумано, чтобы мы сначала долго встречали не тех людей. Иначе не были бы так мучительно счастливы, наконец встретив своего единственного.

Неожиданно его экзистенциальные размышления прервали какие-то странные звуки. То ли писк, то ли плач. Откуда-то сбоку. Герман пригляделся. В сумерках видно было плохо, но в одном месте осока шевелилась. Что-то бултыхалось и дергалось почти у самого берега. Он подошел и, присев на корточки, раздвинул траву. Какое-то живое существо пыталось выбраться на берег, но запуталось в целлофановом пакете. Маленький и черный неизвестно кто бился, но только портил все дело – белый магазинный пакет заворачивался туже и туже. Еще немного – и задушит свою жертву. Герману удалось схватить край пакета. Подтянув к себе барахтающийся сверток, он вытащил его на сушу и стал быстро разматывать. Мокрый пакет не давался. Герман остервенело рвал плотный целлофан и наконец освободил бедолагу из плена. Утопленником оказался крошечный лопоухий щенок. Почувствовавший свободу и твердую землю, малыш еще немного побарахтался и попытался встать. Кривые лапки не смогли удержать. Он плюхнулся на землю и заскулил. Герман снял ветровку и, закутав в нее тщедушное тельце, вернулся на лавку, чтобы рассмотреть свою добычу.