Портрет девочки в шляпе - Елена Дорош

– Возможно.

– Предполагаю, что это портрет графини Софьи Владимировны Строгановой с сыном Александром! – победным голосом сообщил он. – Это не окончательно, но многое говорит в пользу моей версии. Конечно, автора я определить не смог, ведь эту Софью Строганову, как вы знаете, кто только не писал. Во-первых, Элизабет Виже-Лебрен, во-вторых, наши соотечественники – Иван Тупылев и Киприан Мельников, правда, этот сделал портрет на кости, но…

– Все портреты созданы в одно и то же время, то есть в конце восемнадцатого века, и абсолютно идентичны, словно она позировала сразу троим, – продолжила Лора. – Конечно, манеры письма сильно отличаются, но оригинал, с которого писали картины, был общий, и скорее всего, этим первым полотном был портрет Виже-Лебрен. Так? «Пять» по истории искусства.

– Спасибо. На месте авторство установим точнее.

Лора уставилась на Гаврилу, не веря своим ушам.

– На каком месте?

– На том самом! Поедем туда и сами все увидим.

– А «туда», я извиняюсь, это где?

– Да недалеко!

– А точнее?

– За Выборгом.

Лора присвистнула.

– Чернышевский, вы маньяк! – убежденно заявила она.

– Да мы только туда и обратно! – сделал умоляющее лицо Чернышевский.

– Ну конечно! И что нам ваше «туда и обратно» даст? Картина в плохом состоянии, сразу ничего не поймешь. Надо сначала расчистить. И кто, интересно, нам это позволит?

Гаврила, не ожидавший, что Лора вообще будет с ним разговаривать после прокола с портретом Анны Строгановой, услышал «нам» и вдохновился.

– А вы заметили, что картина хранится не в музее и даже не в клубе, а в церкви? Что она там делает? Откуда взялась?

– Да мало ли.

Справедливо считая идею поездки идиотской, Лора не собиралась сдаваться, но, немного попрепиравшись, вдруг согласилась при условии, что они потратят на поездку день и ни минутой больше. Довольный Гаврила только кивал.

Не успел открыватель утерянных картин выйти из кабинета, Лора позвонила Герману.

– Что? В Выборг? Вдвоем? Нет? Все равно здорово. У меня сейчас заказ важный, много времени выкроить не смогу, но я согласен. Выезжаем в субботу утром.

В пятницу вечером позвонил Чернышевский и сказал, что у него жуткий грипп. Ничего другого и не ожидалось. Гаврила, он и в Африке Гаврила.

Выехали в субботу рано утром.

Герман считал, что необходимо попасть на службу, а после поговорить с батюшкой, который служит в этом храме.

По дороге он стал выяснять подробности, но Лора, полагаясь на осведомленность Чернышевского, сама знала очень мало.

– Правильно ли я понимаю, что ты видела все три портрета?

– Ну а как же! Тупылевский и миниатюра Мельникова выставлены в Русском музее, а Виже-Лебрен – в Пушкинском доме.

– А что же тогда висит на обугленной стене храма?

– Возможно, копия одного из портретов. Вовсе не обязательно того, что написала Виже-Лебрен.

– Главное, чтобы не плохонькая мазня местного художника…

Лора кивнула.

– Это тоже вполне возможно. После истории с Анной Строгановой от Чернышевского можно ожидать чего угодно. Честно говоря, я думаю, что и в этот раз мы получим отрицательный результат.

– Звучит категорично.

– Слушай, – Лора повернулась к нему всем телом, – ты что, считаешь, что мне как профессионалу грош цена?

– Упаси господи, нет, конечно, – сразу испугался Герман, – просто не выспался, наверное. Как говорит мой дед, с «ранья» плохо соображаю.

– Не ври, – буркнула она, отвернувшись, – ты жаворонок.

– Это я по будням жаворонок, а в выходные я типичная сова, просто махровая!

Она раздула ноздри и вздернула подбородок. Герман понял, что все серьезно, и принялся каяться.

– Царевна, извини. Я болван.

– Верю.

– Прости дурака сельского.

И заглянул ей в лицо. Это было уже слишком. Она и так старалась лишний раз не смотреть в зеленые глазищи, а тут они оказались так близко, что сердце ухнуло куда-то ниже пояса и там застучало. Зря она с ним поехала. Переоценила свою выдержку и степень нордичности характера. Сломается, как пить дать! Сломается и бросится ему на грудь! Она уже и так нагло висла у него на шее, когда спасали Муми-тролля. Лора так живо представила картину своего позора, что окончательно рассердилась. Врешь, не возьмешь!

– Сядь прямо и смотри на дорогу, – холодно сказала она, – иначе мы так и не узнаем, чей это все-таки портрет и кто его написал.

Герман замолчал, и, даже не глядя на него, Лора поняла, что он расстроился. Она поерзала на сиденье, еще немного пообижалась и наконец смилостивилась.

– Хочешь, расскажу тебе, как писались портреты в восемнадцатом веке? Хотя ты сам все знаешь.

– Откуда? У меня же другая специализация. Расскажи, прошу.

– Фотографию еще не придумали, а иметь изображение близкого человека хотелось всем. У Строгановых, к примеру, семья немаленькая. Кроме того, если говорить о Софье Строгановой, то она – урожденная Голицына, которых тоже было пруд пруди. Так что желающих иметь портрет было хоть отбавляй. Поэтому они, то есть портреты, часто писались не в единственном экземпляре. Если выходило удачно, художник делал несколько авторских повторов. Или первичное изображение передавали другому живописцу, и он рисовал портрет в своем стиле. Иногда просто копировал. Вот так в то время тиражировали изображение.

Герман слушал и посматривал на нее, стараясь, чтобы было незаметно.

– Ты знаешь, Софья Владимировна была хороша собой и умна. О ней даже Державин писал. Не помню точно, но что-то вроде, что она приятна в невинной красоте своей и как чистая вода прозрачна. К тому же, представь, она приехала из-за границы в пятнадцать лет и родной язык почти не знала. Решила, что это недопустимо для русской княжны, и выучила его так, что перевела на русский вторую часть «Божественной комедии». Вот это характер! А одна из ее дочерей стала прототипом Маши из Пушкинской «Метели». Сбежала с каким-то графом. Был ужасный скандал, дошло до императора в общем кошмар!

– Интересная семейка. Знаешь, мне уже самому не терпится на этот портрет посмотреть.

– Приедем, найду в интернете. Тебе понравится. Хотя…

Лора вздохнула.

– Пока… не чувствую в себе предвкушения чуда.

Подумала и добавила:

– Но я о нем мечтаю.

Звонок Вольдемара раздался, когда они уже проехали Выборг. Лора кратко пересказала начальнику суть событий и специальным подчеркивающим голосом добавила, что едет она работать и едет в субботу, свой законный выходной.