Простить нельзя помиловать (сборник) - Юлия Лавряшина

«Может, она тоже ждала, когда я наконец подарю ей веселье и радость жизни? Все ждала и ждала… И поняла, что может не дождаться… А тут подвернулся настоящий Ходячий Праздник!» Все в Аркадии сжималось сильнее и сильнее от мысли: ведь и Мишка сейчас сравнивает его с этим Матвеем, пока, конечно, подсознательно, только где уверенность, что детская привязанность к отцу перевесит восторг перед яркими красками волшебства?

Почему-то думалось лишь о привязанности, будто Машино присутствие обескровило само понятие любви, и это не нравилось Аркадию. Он твердил про себя, что сыновья сами выбрали его, а это что-нибудь да значит! Если только… Если это был не обычный детский страх перед неизвестным и пока незнакомым отчимом. Вот теперь, когда Мишка увидел этого самого «добряка» своими глазами… Что теперь?

Тем временем сокровища были найдены и поделены поровну. Заваленный целой горой конфет и шоколадными яйцами с сюрпризами внутри, Мишка выглядел умиротворенным и полностью принявшим свое положение, в котором тоже, как выяснилось, есть плюсы.

Аркадию тотчас увиделось, как десять лет назад они с Машей подложили в кроватку спящему сыну подарок от Деда Мороза. А утром их разбудило таинственное шуршание. На цыпочках они подобрались к детской и заглянули в приоткрытую дверь – одна голова сверху, другая чуть ниже. Мишка сидел с полным ртом конфет, весь облепленный фантиками, а в пушистых волосах у него залипла ириска. Они хохотали так, что сразу поверилось: год пройдет замечательно!

Так и прошло много лет, вплоть до этого, уже уходящего года…

Когда Матвей, переодевшись в привычную одежду, вернулся, Аркадий заставил себя сказать:

– Спасибо. Было очень весело.

– Только не вам, – быстро ответил тот и улыбнулся, давая понять, что не обижается.

– Мне как-то не до игр сейчас…

– Почему? – с жестоким простодушием ребенка удивился Матвей. – То, что случилось, уже случилось! Теперь надо, чтоб Мишка продержался. Обремененный тоской, он быстрее не поправится.

Аркадий холодно посоветовал:

– Не надо учить меня, как обращаться с детьми. У вас есть свои?

Скосив глаза на Машу, уже устроившуюся рядом с жующим сладости сыном, Матвей шепнул:

– Вроде бы нет.

– Сейчас модно говорить: как бы. Как бы нет детей, так чего о них думать?

– Может, мне уйти? – спокойно предложил Матвей. – Я уже выложил все, что придумал. Если мое присутствие бесит вас так, как мне кажется… Я и в машине могу новогоднюю ночь провести. Легко! У меня есть радио и сигареты, это не мало, правда?

– Да вы – оптимист.

– Точно! Это плохо? – он склонил голову, и светлые волосы образовали завесу. – Мне нравится жить. Это весело. И увлекательно.

Аркадию стал надоедать этот разговор.

– Возможно, – произнес он отрывисто. – В вашем мире.

– В каком это – моем? Мир един. И достаточно прост, если не усложнять его. В нем все принадлежит каждому, нужно только не бояться взять это.

«Философия фашизма», – подумал Аркадий, но не высказал этого вслух, не желая довести дело до драки. Маша и так уже оглядывалась на них с беспокойством, и он все время пытался закончить этот глупый спор, но почему-то непроизвольно его продолжал.

– Этот мир можно моделировать, – не унимался Матвей. Ему, видно, нравилась эта тема. – Пелевин прав, когда говорит, что делает в романе хороший финал, чтобы привнести в жизнь позитив.

Аркадий не заметил, как его лоб пошел складками:

– Мир моделируется Пелевиным?!

– Да любым из нас, если в нем достаточно энергии! Я, между прочим, по специальности организатор досуга…

– Тоже один курс закончили?

– Нет, все! – Матвей беззлобно рассмеялся. – По большому счету, это очень точное название. Я и сейчас организую досуг, только на другом уровне.

– Телевизионный уровень, конечно, кажется вам более высоким?

– А то нет! Телевидение сейчас единственное, что интересует абсолютно всех. Одних – ток-шоу уровня амеб, других – канал «Культура». Но все это телевидение! В провинции оно вообще – монополист интересов. Здесь не читают книги в транспорте, и дома, по-моему, тоже. И в кино не ходят, потому что мороз собачий большую часть года. А у себя на диване – совсем другое дело! Я не говорю, что это хорошо, – вскинув руки, предупредил Матвей. – Но так обстоят дела. И благодаря этому я могу войти в дом к любому. К каждому. Легко! Машу ввести. Ну, не все, конечно, смотрят региональное телевидение, это я преувеличил, но все-таки…

Аркадий устало ответил:

– Я почти не смотрю телевизор.

У него возникло неприятное ощущение, будто он – ребенок, разговаривающий со взрослым человеком, занимающимся важным делом. А он пытается выдать себя за большого и потому говорит серьезным тоном и делает умное лицо. Но вся его хитрость шита белыми нитками…

Не услышав его, Матвей озабоченно проговорил:

– Надо принести Мишке маленький телевизор. А то ведь тут одуреешь от скуки.

– Не надо! – резко сказал Аркадий.

– Почему? Ночной канал им не разрешат смотреть. Вы же сами видели, здесь просто копы, а не медсестры!

– Не в этом дело, – Аркадий лихорадочно соображал: «А в чем? В чем?» И нашелся: – Мальчишки начнут лезть, переключать каналы, а Мишка очень переживает за чужие вещи. Он только изведется с вашим телевизором.

Но Матвей и не думал сдаваться:

– Тогда, может, перевести его в одноместную палату? Здесь есть такие?

Аркадий сказал наобум:

– Нет. А если б и была… Тут хоть рядом с ним есть «ходячие», если что нянечку позовут, а там ему и не поможет никто.

Тогда Аркадий даже не подозревал о том, чем сын поделился с ним через пару дней.

– Я посплю, пока ты здесь, ладно? – попросил Мишка, тараща осоловелые глаза. – А то я жду-жду, пока все уснут, и никак не высыпаюсь.

– А зачем ждешь? – не понял Аркадий.

Сын посмотрел на него с упреком:

– Ну, пап… Знаешь, тут как: кто первым уснет, тому по губам водят… Ну, понимаешь чем!

Его так и бросило в жар:

– Кто?! Да я его кастрирую, паршивца!

– Да все, – со смиренным безразличием отозвался Мишка. – Кто угодно может. Даже из других палат заходят. Ты же всех не кастрируешь…

«Какие-то тюремные порядки! – сын уже тихо дремал, а он все еще не мог успокоиться и с отвращением вглядывался в лица окружающих. – Откуда они родом – эти дети? В новогоднюю ночь играли, и все были просто пацанами, а потом… Мои мальчишки и не сталкивались с таким. Для Мишки этот месяц – испытание по всем статьям».

Он смотрел на казавшееся во сне младенческим лицо своего мальчика, которому за что-то было послано свыше это время страданий. Его нельзя было сократить, чтоб избежать хотя бы части испытаний, нужно было все изведать сполна. И его сын был готов к этому: «Пап, я настроился на месяц. Я выдержу!»