Вы там держитесь… - Диляра Тасбулатова

И этим бельем почему-то торгует юный мальчик-киргиз. Я глянула мельком, а он начал буквально петь, нараспев завлекая покупателя (потому что толстые тетки с опаской мимо пробегают, стесняются мальчика).

– Женщина! (кричит мальчик). Да, вы, вы, полная женщина!

(На этот зов оборачиваются как минимум пять теток и я в том числе.)

– Вы, женщина, вы! – кричит он, выйдя из палатки на улицу и обходя меня с тылу. – Таких трусов вы нигде не найдете! А бюстгальтеры! Разве у кого-нить, кроме меня, есть такие бюстгальтеры! Женщина!

Мальчик начинает буквально на мне застегивать сзади огромный бюстгальтер.

Продавцы-узбеки помирают со смеху.

– Якши (одобрительно говорит один пожилой узбек, глядя на меня и сладко щурясь, как мой кот, когда сметану чует).

Какая-то тетка говорит:

– Из него можно целых две тюбетейки пошить.

– Кому тюбетейка, а кому – лифчик (не без зависти говорит старуха с усохшим бюстом).

– Ну да (говорю). Можно чашку отстегивать и мужу давать на голове поносить: всё экономия.

– Э (говорит пожилой узбек недовольно). Зачем мужа так позорить?

– В наказание за пьянство и хулиганство (говорю). Напьется опять, я ему свой лифчик на голову надену.

– Тогда берите со стразами (говорит продавец белья). Я вам привезу завтра со стразами.

– А че такое стразы? (спрашивает пожилой узбек).

– Сигнальные системы (говорю). Реагируют на запах алкоголя и начинают мигать сразу.

– Таких на складе нету (говорит мальчик, продавец белья).

– А это новая разработка НАСА (говорю).

– Наша? (спрашивает мальчик).

– Не совсем (говорю).

– Вы Ш не выговариваете? (спрашивает меня мальчик).

– Не только Ш. Много чего не выговариваю. Хорошо только у меня Х и Б идут.

– «Будет хорошо» в смысле?

– Холосо (отвечаю).

– Так посмотреть вам лифчик со стразами?

– Пока не надо (говорю). Муж пока что в завязке.

– Завязки? Сзади которые?

– В смысле не пьет пока.

– А!

У нас в доме открылась парикмахерская.

Ребята армяне открыли.

И вот, когда я иду куда-нить, то из зарешеченного окна выглядывает мастер Саркис, очень славный мальчик.

Он еще не очень по-русски, но набирает быстро – всего год как здесь, из деревни, где по-русски никто не говорил.

Ну вот, как-то иду себе, а Саркис, завидев меня, говорит из-за своей решетки:

– Как ваши дела? (и широко улыбается).

– Хорошо (отвечаю). Вот книжка выйдет скоро.

– Куда выйдет? (говорит Саркис, округлив и без того громадные свои очи).

– На широкие (говорю) просторы нашей необъятной родины.

Саркис замолкает, думает.

– Книга может идти по просторам? (спрашивает он).

Мне становится неловко, и я говорю:

– Я пишу рассказы. Смешные. И они будут выходить – то есть издательство их напечатает. И будет продавать.

– Это стихи?

– Нет, это рассказы.

– Про что?

– Ну, про алкашей, например.

Саркис приходит в ужас:

– Как – про алкашей? Вы пишете про алкашей?

– Иногда пишу. Про интеллигенцию пишу реже.

Саркис говорит:

– Здесь и интеллигенция – алкаши. Часто. Ужасно. Я думал, здесь все такие умные… Россия все-таки… А вам (продолжает Саркис) не идет писать про алкашей. И это… Россия вам не подходит.

– А что мне подходит?

– Италия (говорит Саркис, улыбаясь). В Италии все добрые, никто никого не оскорбляет. А то вчера клиент на меня накричал и назвал… это… пидарасом, вот! Был пьяный…

– Спасибо, Саркис. Но там никто не будет читать про моих алкашей.

– Да что вы все – алкаши, алкаши! Зачем вам какие-то алкаши? Вам надо в Италию – там красиво, все трезвые и все улыбаются. И я ни разу не видел, чтобы там кто-то что-то читал. А если кто-то и читал, я уверен – точно не про алкашей.

Худенький, маленький мальчик-узбек лет семнадцати копал что-то в нашем дворе: и на спине его рабочей спецовки было написано «Антей» (почему-то славянской вязью).

Алкаш Миха спросил у мальчика:

– Эт ты, штоле, Антей?

Мальчик (он не говорит почти по-русски) нежно заулыбался.

– Он не Антей (сказала я). Он Зевс. Но для удобства произношения представляется Исфадоньором.

– Нихера се удобство (задумчиво сказал алкаш). Понапридумывают: то Антей, то какой-то Херфаданьер. Что для узбека удобство, русскому – смерть (вдруг сказал Миха).

– Эт точно (подтвердила я).

– А ты кто? (спросил алкаш).

– Медуза Горгонер (сказала я).

– Горгонер – фамилия твоя штоле? Ты еврейка, штоле?

– Нет, Горгонер – это бригадир промышленных альпинистов.

– А почему – Медуза?

– Не знаю (пожала я плечами). Красивое имя просто. Разве нет?

Миха замялся.

Мальчик-узбек смотрел на нас с удивлением, плохо понимая, о чем мы говорим.

– Якши (сказала я ему, чтобы успокоить, он всех здесь боится). Иди, Исфадоньор, все хорошо.

Мальчик ушел.

Миха сплюнул и говорит:

– А вы, альпинисты, не бухаете?

– Мы – на высоте (сказала я). Особый шик. Бутылку водки из горла. Потом все по хрену, после этого.

Миха посмотрел на меня с уважением.

В Химках перед выборами на билборде был изображен некий депутат Смирнов и под ним слоган:

«Вместе мы сделаем лучше».

Что именно сделаем, правда, не объясняется.

Какой-то алкаш спросил меня, усмехнувшись:

– А че сделаем-то? Лучше?

– Наверно, всё.

Тут на тротуар присела карликовая собачка и покакала.

Алкаш сказал: