Скорость - Дин Кунц

И тут же до него дошло, что у него в гостях побывал не убийца Гизель Уинслоу, а совсем другой человек: Лэнни Олсен.

Лэнни знал, где хранился запасной ключ. Когда он попросил отдать ему первую записку, вещественную улику, Билли сам сказал, что записка здесь, на кухне.

Лэнни также спросил, где он найдет его через час, поедет ли Билли сразу домой или заглянет в «Шепчущиеся сосны».

Билли охватило предчувствие дурного. Он понял, что оказался слишком доверчивым, и у него засосало под ложечкой.

Если бы Лэнни хотел сразу приехать сюда и забрать первую записку как вещественную улику, а не потом, с шерифом Палмером, он должен был сказать об этом. Его обман предполагал, что он не собирался служить и защищать общество, не собирался прийти на помощь своему другу. Нет, он реализовывал другую цель: спасал собственную шкуру.

Билли не хотел в это верить. Попытался найти оправдание для Лэнни.

Может, уехав от таверны в патрульной машине, он решил, что к шерифу Палмеру лучше идти с обеими записками. И, возможно, не стал заезжать в «Шепчущиеся сосны», потому что знал, насколько важны эти визиты для Билли.

В этом случае, однако, он бы наверняка написал короткое объяснение и оставил на месте записки киллера.

Если только… Если только он не ставил своей целью уничтожить обе записки, вместо того чтобы нести их к шерифу Палмеру, а потом заявить, что Билли не приходил к нему, чтобы предупредить об убийстве Уинслоу.

Но в любом случае Лэнни Олсен всегда казался ему хорошим человеком, пусть и не лишенным недостатков, однако честным, справедливым и порядочным. Он же пожертвовал своей мечтой ради того, чтобы много лет ухаживать за болеющей матерью.

Билли сунул запасной ключ в карман брюк. Больше он не собирался прикреплять его липкой лентой к одной из банок, стоящих в гараже.

Задался вопросом, сколько отрицательных отзывов в личном деле Лэнни, до какой степени он ленивый коп.

Теперь-то Билли слышал в голосе друга куда большее отчаяние, чем тогда, на автостоянке: «Я не хотел для себя такой жизни… но дело в том… хотел я такой жизни или нет, теперь это моя жизнь. Это все, что у меня есть. И мне нужен шанс сохранить ее».

Даже очень хорошие люди могут ломаться. Лэнни, возможно, был гораздо ближе к критической точке, чем предполагал Билли.

Настенные часы показывали 8:09.

Менее чем через четыре часа, независимо от выбора, который сделает Билли, кто-то умрет. Он хотел сбросить со своих плеч такую ответственность.

Лэнни обещал позвонить в половине девятого.

Билли ждать не собирался. Снял трубку с настенного телефона, набрал номер мобильника Лэнни.

После пяти гудков переключился в режим звуковой почты. Сказал:

— Это Билли. Я дома. Какого черта? Зачем ты это сделал? Немедленно перезвони мне.

Интуиция подсказывала ему, что нет смысла пытаться найти Лэнни через диспетчера управления шерифа. Он бы оставил след, который мог привести к непредсказуемым последствиям.

Предательство друга, если оно имело место быть, заставляло Билли вести себя с осторожностью провинившегося человека, хотя он сам и не сделал ничего предосудительного.

Наверное, было бы понятно, почувствуй он укол обиды и злости. Вместо этого его переполнило негодование до такой степени, что грудь сжало и он с трудом мог проглотить слюну.

Уничтожив записки и солгав, что не видел их, Лэнни, конечно, смог бы избежать увольнения из полиции, но Билли оказывался в крайне незавидной ситуации. Без вещественных улик он едва ли сумел бы убедить власти в том, что говорит правду и его история поможет выйти на след убийцы.

Если бы он сейчас поехал в управление шерифа или в полицию Напы, там бы могли решить, что он или жаждет дешевой популярности, или перебрал напитков, которые смешивал. А то и вообще определить в подозреваемые.

Потрясенный последней мыслью, он застыл на добрую минуту, обдумывая, возможно ли такое. Подозреваемый в убийстве.

Во рту у него пересохло. Язык прилип к нёбу.

Он прошел к раковине, налил стакан холодной воды. Поначалу едва смог проглотить несколько капель, потом осушил стакан тремя большими глотками.

Слишком холодная, выпитая слишком быстро, вода изгнала резкую боль из груди и смыла обратно в желудок поднимающееся к горлу его содержимое. Он поставил стакан на сушилку. Постоял, наклонившись над раковиной, пока не убедился, что его точно не вырвет.

Сполоснул потное лицо холодной водой, вымыл руки горячей.

Покружил по кухне. Присел к столу, поднялся, вновь принялся кружить по кухне.

В половине девятою стоял у телефона, хотя уже и не верил, что он зазвонит.

В 8:40 по своему сотовому позвонил на мобильник Лэнни. Ему опять предложили оставить сообщение после сигнала.

В кухне было слишком тепло. Он задыхался.

Без четверти девять Билли вышел на заднее крыльцо, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Дверь оставил широко открытой, чтобы услышать звонок.

Темно-синее на востоке, на западе небо еще подсвечивалось багряным закатом.

Окрестные леса, уже темные, становились только темнее. Если настроенный к нему враждебно наблюдатель занял бы позицию между папоротниками и филодендронами, его присутствие почувствовала бы лишь собака с острым нюхом.

Сотня лягушек, все невидимые, заквакали в сгущающейся темноте, но в кухне, за открытой дверью, царила тишина.

Возможно, Лэнни потребовалось больше времени на подготовку убедительной версии.

Конечно, его заботила не только безопасность собственного зада. Не мог он так внезапно, так быстро превратиться в эгоиста, которому наплевать на чьи-либо проблемы, кроме своих.

Он оставался копом, ленивый или нет, пребывающий в отчаянии или нет. Рано или поздно он понял бы, что не сможет так жить. Препятствуя расследованию, он способствовал появлению новых трупов.

Чернила на восточной части небосвода грозили залить все небо, но западный горизонт пока еще сиял огнем и кровью.

В девять вечера Билли покинул заднее крыльцо и вернулся на кухню. Закрыл и запер дверь.

Через три часа судьба примет решение, жертва будет определена, и, если убийца последует заведенному порядку, до рассвета кто-то погибнет.

Ключ от внедорожника лежал на обеденном столе. Билли взял его.

Он подумывал над тем, чтобы отправиться на поиски Лэнни Олсена. То, что ранее он принимал за негодование, на самом деле было всего лишь легким раздражением. Настоящее негодование охватило его сейчас, переполнило горечью. Он жаждал встречи лицом к лицу.

«Убереги меня от врага, которому есть что приобрести, и от друга, которому есть что потерять».