Скорость - Дин Кунц

Лэнни сегодня работал днем. То есть уже сдал смену.

Скорее всего, он сидит дома. Если не дома, то мог быть лишь в считаных ресторанах, барах, домах друзей.

Чувство ответственности и тлеющая искорка надежды держали Билли на кухне, у телефонного аппарата, как пленника. Он уже не ждал звонка Лэнни. А вот убийца мог позвонить.

Тот молчун, что позвонил вчера, и был убийцей Гизель Уинслоу. Доказательствами этого Билли не располагал, но и сомнений не было.

Убийца мог позвонить и в этот вечер. Если бы Билли удалось с ним поговорить, возможно, он сумел бы чего-то добиться, что-то узнать.

Билли не рассчитывал, что такого монстра можно разговорить. Убийца-социопат обычно в дебаты не вступал, уговорить его сохранить кому-либо жизнь не представлялось возможным.

Но даже несколько произнесенных им слов могли дать ценную информацию. Голос позволял судить об этническом происхождении, регионе проживания, образованности, приблизительном возрасте и еще о многом другом.

В случае удачи убийца мог сказать что-то и о себе. Одна зацепка, одна крошечная подробность при тщательном анализе могла обернуться очень важной информацией, с которой он мог бы идти в полицию.

Конфронтация с Лэнни Олсеном принесла бы эмоциональную удовлетворенность, но не могла вызволить Билли из угла, в который загнал его убийца.

Он повесил ключ от внедорожника на гвоздик.

Вчера вечером, занервничав, он опустил жалюзи на всех окнах. Этим утром, до завтрака, поднял их на кухне. Теперь опустил вновь.

Постоял в центре кухни.

Посмотрел на телефон.

Собравшись сесть за стол, положил правую руку на спинку стула, но не отодвинул его.

Просто стоял, разглядывая полированные плитки из черного гранита.

В доме он поддерживал идеальный порядок. Вот и гранит, без единой пылинки, блестел.

Чернота под ногами вроде бы не имела материальной составляющей, он словно стоял на воздухе, высоко в ночи, без крыльев, в добрых пяти милях над землей.

Билли отодвинул стул от стола. Сел. Не прошло и полминуты, как вновь поднялся.

В сложившихся обстоятельствах Билли Уайлс понятия не имел, как ему действовать, что делать. Он не мог справиться даже с таким простым заданием, как коротание времени, хотя последние годы только этим и занимался.

Поскольку пообедать он не успел, то направился к холодильнику. Голода не испытывал. И ничего из того, что лежало на холодных полках, его не зацепило.

Он вновь посмотрел на ключ от внедорожника, висевший на гвоздике.

Подошел к телефонному аппарату, постоял, глядя на него.

Сел за стол.

«Учить нас заботиться, но не суетиться».

Какое-то время спустя Билли прошел в кабинет, где провел столько вечеров, вырезая по дереву за верстаком в углу.

Взял несколько инструментов, заготовку из белого дуба, на котором вырезал веточку с листочками. Вернулся с ними на кухню.

В кабинете был телефон, но в этот вечер Билли отдал предпочтение кухне. В кабинете был удобный диван, и Билли боялся, что не устоит перед искушением прилечь, а потом крепко заснет, и его не разбудит звонок убийцы, ничто не разбудит…

Могло такое произойти или нет, он уселся за обеденный стол с заготовкой и инструментами.

Продолжил вырезать веточку и листочки. Резец скрипел по дереву, словно по кости.

В десять минут одиннадцатого, менее чем за два часа до крайнего срока, он вдруг решил, что поедет к шерифу.

Его дом находился вне территориальных границ любого города. На него распространялась юрисдикция шерифа. Таверна располагалась в Виноградных Холмах, но городок был слишком маленький, чтобы иметь свой полицейский участок. Управление шерифа Палмера поддерживало порядок и там.

Билли сдернул ключ с гвоздика, открыл дверь, вышел на заднее крыльцо… и остановился.

«Если ты обратишься в полицию, я убью молодую мать двоих детей».

Он не хотел выбирать. Не хотел, чтобы кто-либо умер.

В округе Напа могли быть десятки молодых матерей с двумя детьми. Может, и сотня, две сотни, может, больше.

Даже за пять часов полиция не смогла бы составить список и предупредить всех потенциальных жертв. Пришлось бы обратиться к прессе, чтобы предупредить общественность. На это, возможно, понадобились бы дни.

А теперь, когда до крайнего срока оставалось менее двух часов, они вообще бы ничего не сделали. На допрос Билли ушло бы больше времени.

И молодая мать, очевидно выбранная киллером заранее, погибла бы.

А если бы дети проснулись, киллер убрал бы и их, как ненужных свидетелей.

Безумец не обещал убить одну лишь мать.

Влажный ночной воздух нес к крыльцу ароматы леса.

Билли вернулся на кухню и закрыл дверь.

Позже, вырезая один из листьев, уколол большой палец. Пластыря у него не нашлось. Впрочем, ранка была маленькая, Билли не сомневался, что она затянется сама.

Царапнув костяшку пальца, он не стал прерываться, продолжая резать дерево. Так увлекся работой, что потом не мог вспомнить, когда поранил руку в третий раз.

Будь здесь сторонний наблюдатель, он мог бы подумать, что Билли хотел пустить себе кровь.

Поскольку кисти пребывали в постоянном движении, на ранках не могла образоваться корочка свернувшейся крови. Поэтому белое дерево меняло цвет на красный.

В какой-то момент Билли заметил, что заготовка безнадежно испорчена. Прекратил работу, отложил резец.

Посидел, тяжело дыша, безо всякой на то причины. Наконец кровотечение прекратилось и не началось вновь, когда он вымыл руки над раковиной.

В 11:45, вытерев руки посудным полотенцем, он достал из холодильника бутылку «Гиннесса» и выпил из горла. Очень быстро.

Еще через пять минут открыл вторую бутылку. На этот раз налил пиво в стакан, чтобы пить его маленькими глоточками, потянуть время.

Встал со стаканом перед настенными часами.

Одиннадцать пятьдесят. Десять минут до контрольного срока.

И как бы ни хотелось Билли солгать себе, от правды он никуда уйти не мог. Он сделал выбор, все так. «Выбор за тобой». Бездействие и есть выбор.

Мать двоих детей не умрет в эту ночь, если маньяк-убийца сдержит слово, мать проспит эту ночь и увидит завтрашний рассвет.

Билли стал пособником. Он мог это отрицать, мог убежать, мог не поднимать жалюзи на окнах до конца своих дней и превратиться из затворника в отшельника, но все это не изменило бы главного: он стал пособником.

Убийца предложил ему партнерство. Он не хотел в этом участвовать. Но, как теперь выяснилось, их отношения укладывались в рамки того, что на языке экономических разделов газет называлось «недружественным поглощением».