Вещий князь. Книга 5. Ладожский ярл - Андрей Посняков

— А, Найден… Что стоишь смотришь? Ты на меня так не смотри. — Конхобар погрозил пальцем. — Я вот… если захочу… возьму да спою тебе песнь поношения — глам дицин — от той песни покроется у тебя струпьями все тело, это я тебе говорю, Конхобар из Коннахта, бард и филид-песнопевец! Вот, к примеру, есть еще такая страшная песнь, песнь о разрушении дома Да Дерга. А еще знаю про древнюю колдунью Мее… Мее Да Эрге… И про Магн… Магн… Магн дуль Бресал… Нет, про нее не знаю…

Конхобар захрапел, уткнувшись лицом в шкуру. Осуждающе покачав головой, Найден вышел, плотно притворив дверь. Скорей бы уж вернулся князь — тогда хозяин быстро пьянствовать перестанет. И кто бы мог подумать, что такой умный человек, как Конхобар Ирландец, вдруг да возьмет и впадет в пьянство? Со скуки, видно. А может, и от тоски. Как бы сам-то Найден повел бы себя на чужой-то сторонушке? Никого у него тут нет, у Ирландца, а друзья — князь Хельги и Снорри — уж третий месяц в полюдье. Скорей, скорей бы вернулись на радость хозяину, а то он все один да один… Женить его, что ли? Впрочем, ему, кажется, хватает и гулящих девок. И даже не девок — вина да браги! Еще один хозяйский приятель заглянул намедни — христианин Никифор-монах. Взглянул на спящего, плюнул да и повернул обратно. Жаловался, спускаясь с крыльца, на других христиан — немного-то их в Ладоге и было — дескать, ренегатом его зовут, отступником за то, что в ирландском монастыре был, и дух святой с тех пор и от Бога-Сына происходящим считает, не только от Бога-Отца, но и от Сына. Великое дело! Ничего не понял Найден из этих рассуждений, да и вникать особо не собирался — уж слишком таинствен и всеобъемлющ был далекий христианский Бог, не то что свои, местные, — Велес, да Перун, да Ярило. Больше, конечно, Велеса почитали, многие — как бога-ящера. Вот и у Найдена на шее такой амулет висел — Ящер.

Сиди, сиди, ящер,

Под ореховым кустом.

Грызи, грызи, ящер, орешки каленые, —

направляясь в свою избу, напевал молодой тиун. Не услышал, как кто-то тихонько долбился в ворота. Хорошо, Прокса-челядин позвал:

— Стучат, господине!

Стучат так стучат.

— Отворяй малую дверцу.

Не глуп был Найден, очень не глуп, с новым местом быстро освоился. Знал — каждого встречать надобно по чину. А чин распознать просто: ежели боярин какой, аль из нарочитой чади кто, аль прочая знать — слуги впереди бежали, так в ворота барабанили, мертвого подымут. Тут-то уж поспешать надо было, отворять ворота во всю ширь, кланяться. А вот ежели так, как сейчас стучат, тихохонько, еле слышно, значит, не богат человечишко и не знатен, такой и подождать может, и ворота для него открывать не стоит, и малой калиточкой обойдется. Ее-то и отворил Прокса-челядин, впустив на двор неприметного мужичка — невысокого роста, но и не низок, скорее худой, нежели толстый, лицо узкое, как у хозяина Конхобара, морщинистое, смугловатое, похожее на отжатую тряпку, нос крючком, глаза под бровьми кустистыми — темные. Одет тоже не пойми как, вроде б и не плохо, но и не хорошо. Постолы кожаные, полушубочек овчинный, узорчатый пояс, плащик тоненький, грязно-синий, черникой-ягодой крашенный. Бедноватый, прямо скажем, плащик, зато пояс дорогой, не у всякого людина такой сыщется.

Войдя на двор, незнакомец, сняв шапку, поклонился Найдену, спросил сладенько:

— Дома ли боярин-батюшка?

— Почивать изволит боярин, — в тон ему ответил Найден. — Почто пришел-то?

— Говорят, князю нашему грамотные люди нужны: дань записывать да землицы обмерять.

— Нужны, — вспомнил тиун. — Так ты грамотен?

— А как же! Еще и по-варяжски могу.

— И по-варяжски… Это хорошо. — Найден потер руки. Нужны были Хельги-князю грамотеи-ярыжки, ох как нужны. Этакой стороной управлять, от Нево-озера до дальних весянских лесов — в голове все ли удержишь?

— Вот что, человече, — Найден задумчиво поскреб затылок, — боярин посейчас почивает, так что приходи-ка ты завтра.

— Завтра так завтра, — покладисто согласился старик. Впрочем, нет, никакой не старик, это он просто таким казался, сутулился.

— Звать-то тебя как? — спохватившись, крикнул ему вослед Найден.

— Борич. Огнищанином был у боярина одного.

— Чего ж ушел?

— Помер боярин. А наследникам его не нужон оказался.

— Бывает… Ну, так ты не забудь, заходи завтра.

— Зайду. Не забуду.

Борич улыбнулся, потерев рукою хищный горбатый нос.

Проверив, накрепко ли заперты ворота, Найден потянулся и повернул к своей избенке, прилепившейся почти к самой ограде. Небольшая была изба — да своя, к тому же — новая. Недавно выстроенная. Впрочем, здесь, в Ладоге, почти все было новым, отстроенным после страшного пожара, случившегося три года назад. От старого города сохранился лишь кремль-детинец да несколько зданий, в их числе хоромы Торольва Ногаты и постоялый двор Ермила Кобылы. Туда-то и направился сейчас бывший огнищанин, надеясь обрести стол и ночлег. Себе на уме был Борич, жесток и алчен. Служба у князя — доходное место, его и нужно добиваться, пока не кончились кое-какие сбережения. Пустить их в оборот? Ну его к ляду — купеческое счастье изменчиво, да и риск изрядный, то ли дело — ярыжкой при сильном князе. От дани, от мзды мытной, неужто да к рукам ничего не пристанет? На то и рассчитывал Борич, бывший огнищанин, не глуп был и грамоте разумел. Корчмаря Ермила Кобылу сразу просек — хитер зело. Потому и платить за ночлег загодя не стал, отговорился, что получит вскоре серебришко от князя, сам же все богатство свое — золотые браслеты да мониста серебряные — на дворе дальнего родича, купца Изяслава, спрятал. Схоронил в овине — чай, не понадобится до лета овин-то.

Ермил новому постояльцу не перечил — углядел сразу, что непростой человек. Хочет потом заплатить? Милости просим, все одно никуда не денется. В цене сойдемся. Две резаны в день. Много? Да как много, мил человек, это ж и полбарана не будет? Яростно торговался постоялец — Борич-огнищанин его звали — скуп оказался, алчен. Ермил цену и скинул, от себя бражки поднес бесплатно. Одну кружку Борич с удовольствием выпил, от второй отказался — не дело это — с пьянством дружить, отправился почивать в гостевую. Ермил проводил его взглядом, прикинул — нужный человек, коли и в самом деле войдет в милость к князю.

Огнищанин Борич поворочался на лавке, что-то не спалось. Может, потому, что браги напился на ночь, может, и от лепешек несвежих, а только пучило живот, спасу нет! Где тут у хозяина отхожее место? На дворе аль к дому пристроено?

— Во дворе, батюшка, — показал разбуженный служка. — Во-он, за амбаром. Осторожней только ступай — скользко.

— Сам знаю…

Ворча, огнищанин вышел на двор. Серебристый месяц светился в небе, блеяли в хлеву овцы, за амбаром забрехал пес. Засмотревшись на месяц, Борич едва не завалился в снег — тропинка действительно оказалась скользкой. Выругавшись, он свернул за амбар. Сидевший на толстой цепи кобель — огромный, щетинистый, злой — встав на дыбы, зашелся лаем.