Краткая история насекомых. Шестиногие хозяева планеты - Александр Храмов

Еще одна особенность палеодиктиоптер – колюще-сосущий хоботок весьма сложного внутреннего устройства. В нем было пять жестких стилетов, образованных удлиненными мандибулами (челюстями) и другими элементами ротового аппарата[21], – это на один стилет больше, чем в хоботке современных тлей и клопов, которые прокалывают стебли и листья. Но жесткая листва палеозойских голосеменных была не слишком-то питательна, поэтому считается, что палеодиктиоптеры не пили растительный сок, а высасывали хоботком содержимое созревающих семян. Во всяком случае, в тех же слоях, что и палеодиктиоптеры, периодически попадаются семена с характерными круглыми проколами, соответствующими диаметру их хоботка (рис. 3.2). В отличие от клопиного хоботка, который подгибается под тело, жесткий хоботок палеодиктиоптер все время был выставлен вперед, подобно копью. В таком положении палеонтологи часто и находят этих насекомых. Пристрастие к семенам сослужило палеодиктиоптерам плохую службу: ближе к концу пермского периода они вымерли из-за снижения численности своих излюбленных кормовых растений – кордаитов и семенных папоротников. Тогда же исчезли еще два отряда насекомых с хоботками, родственных палеодиктиоптерам, – мегасекоптеры (Megasecoptera) и диафаноптеры (Diaphanopterodea).

Глядя на хоботки палеодиктиоптер, так и хочется сказать, что крылатые насекомые входят в палеонтологическую летопись во всеоружии, со щитом и копьем, в полностью готовом виде, как Афина Паллада из головы Зевса. Почти 90 млн лет отделяет примитивную ногохвостку из Райни от высокоспециализированной палеодиктиоптеры из Германии. Что происходило с насекомыми в этом промежутке времени, мы просто не знаем. Полное отсутствие переходных форм между крылатыми насекомыми (Pterygota) и остальными шестиногими – это зияющая дыра, один из самых обширных и удручающих пробелов в палеонтологической летописи. Печально, но факт: предыстория крылатых насекомых – самой разнообразной группы живых существ на Земле – до сих скрыта во мраке! Неясные фрагменты, смутные догадки – вот и все, что есть у ученых, пытающихся заниматься эволюцией насекомых в девоне и раннем каменноугольном периоде.

В середине каменноугольного периода «ночь» вдруг озаряется ярким светом. Сразу вслед за палеодиктиоптерами в осадочных породах как бы из ниоткуда во множестве появляются самые разные насекомые, как похожие на современных стрекоз и тараканов, так и большое количество вымерших форм. Их названия ничего не скажут даже многим энтомологам, не говоря уже об обычных людях: паолиды, калоневриды, гипоперлиды… За короткий интервал времени – менее 20 млн лет – к концу карбона возникает более десятка различных отрядов насекомых. Это настоящий «насекомный» взрыв, который по своим масштабам не уступает знаменитому кембрийскому взрыву, когда в отложениях раннего кембрия (около 540 млн лет назад) разом появились окаменевшие остатки всех основных типов животных, включая моллюсков, иглокожих, хордовых и членистоногих. Чарльз Дарвин настаивал, что эволюция происходит очень плавно и постепенно, путем накопления небольших изменений. Поэтому свидетельства палеонтологии, согласно которым целые группы организмов выскакивали на арену жизни как черт из табакерки, приводили Дарвина в большое замешательство. По этой причине в «Происхождении видов» (1859) он назвал кембрийский взрыв «весьма серьезным затруднением» для своей эволюционной теории. Слава богу, Дарвин ничего не знал о «насекомном» взрыве, иначе этот факт смутил бы его еще больше, как это происходит с современными эволюционистами.

* * *

В 2009 г. весь мир праздновал 200-летие со дня рождения Дарвина и 150-летие выхода в свет «Происхождения видов». На карнавале в бразильском городе Ресифи в честь юбилея по улицам носили огромную надувную фигуру Дарвина, в Барселоне было организовано непрерывное чтение «Происхождения видов». Музей естествознания Штутгарта, в котором хранится одна из крупнейших палеонтологических коллекций в Европе, не мог остаться в стороне от этих торжеств. Крупную выставку к юбилею Дарвина дирекция музея поручила готовить палеоэнтомологу Гюнтеру Бехли, который долгие годы работал там куратором коллекции янтарей и ископаемых насекомых, специализируясь на изучении палеозойских стрекоз. Бехли и раньше задумывался над феноменом «насекомного» взрыва, а тут в ходе подготовки выставки ему попались на глаза книги сторонников так называемой теории разумного замысла – мягкой формы креационизма. Вера ученого в эволюцию серьезно пошатнулась, и после несколько лет раздумий он объявил об этом открыто. Недовольное начальство отобрало у Бехли ключи от шкафов с коллекциями, и в итоге ученый был вынужден уволиться из музея. Позже он устроился на работу в американский Институт Дискавери, который финансируется протестантскими фундаменталистами. Вместо того чтобы изучать ископаемых стрекоз, как раньше, Бехли пишет статьи для креационистских изданий, пытаясь доказать, что прерывистость палеонтологической летописи свидетельствует о существовании творца, время от времени создающего новые порции видов…

Но если мы не готовы поверить, что в середине каменноугольного периода крылатые насекомые упали с неба в готовом виде, как чудесный дар божий, то «насекомному» взрыву необходимо подыскать естественное объяснение. Почему бы не последовать примеру самого Дарвина, ссылавшегося в подобных случаях на неполноту палеонтологической летописи? Вслед за известным английским геологом Чарльзом Лайелем Дарвин сравнивал осадочные породы, содержащие окаменелости, с историческим трактатом, от которого уцелело лишь несколько страниц, посвященных двум или трем странам, да и то на каждой из этих страниц можно разобрать только по паре строчек. Что, если внезапное появление крылатых насекомых – это просто иллюзия, объясняющаяся нашей неосведомленностью о тех страницах «каменной книги», на которых были запечатлены первые этапы их эволюции? Еще немного терпения, парочка грантов и экспедиций, и недостающие звенья будут найдены, а критики Дарвина – посрамлены.

В истории палеонтологии нередко случалось, что пробелы в палеонтологической летописи, которым первоначально придавалось большое значение, впоследствии были заполнены. Именно это произошло, например, с известным пробелом (интервалом) Ромера длительностью около 15 млн лет. Он был назван в честь американского палеонтолога Альфреда Ромера (1884–1973), который впервые обратил внимание на полное отсутствие остатков наземных позвоночных на рубеже девона и карбона. Интервал Ромера отделяет акантостег и ихтиостег с коротенькими слабыми конечностями, живших в позднем девоне (360 млн лет назад) и плохо передвигавшихся по суше, от нормальных амфибий, известных из раннего карбона (345 млн лет назад). Позвоночных промежуточного возраста найти не удавалось, из чего некоторые ученые поспешили сделать вывод, что выход четвероногих на сушу в то время мог сдерживаться нехваткой кислорода в атмосфере. Предполагалось, что это же обстоятельство могло затормозить и эволюцию насекомых. Действительно, интервал Ромера накладывается на пробел в палеонтологической летописи древнейших насекомых, хотя его продолжительность примерно в пять-шесть раз меньше (рис. 3.3).