Коллекция поцелуев - Венди Хаггинс

– Ну что? – раздраженно огрызнулась я. – Ничего же не случилось. Может, пора уже купить ему телефон?

Я понимала, как грубо и обидно прозвучали эти слова, и приготовилась к тому, что она мне ответит или даже влепит пощечину. Однако ничего этого не последовало, более того, мама выглядела так, будто боялась меня.

– А может, тебе следует следить за языком, пока я не отняла у тебя этот дурацкий телефон насовсем?

Так себе угроза. Под стать ее усталому и дрожащему голосу. В этот момент я почувствовала свое превосходство над ней – чувство, которое было мне чуждо до сей поры, но которым я ввиду своего гнева наслаждалась.

И все же мне не очень хотелось лишиться телефона как раз перед весенними каникулами хотя бы и на день, поэтому я невнятно проворчала: «Прости», – да еще так, что было очевидно, что я абсолютно не жалела о том, что сказала. Мама покачала головой и устало вздохнула, отвернувшись. Боже, в последнее время мне становится мерзко от того, как я себя веду, но другая часть меня вопила, что я имею право злиться на тех, кто разрушил мою жизнь. Я чувствовала себя грязной после нашего разговора, поэтому поспешила в душ. Проходя мимо кухни, я заметила, как мама доставала из пакета ингредиенты для супа тако – моего любимого, и у меня свело живот от чувства вины.

Последняя ночь в нашем доме была самой грустной ночью в моей жизни. Наши кровати были разобраны и стояли в коридоре вдоль стен. Мы с Зебби спали на надувном матрасе в моей пустой комнате, завернувшись в спальные мешки. Мы жевали попкорн и играли с карманными фонариками. Ему захотелось послушать страшную историю, так что пришлось поискать ее в интернете. В итоге она оказалась настолько дурацкой, что мы оба залились истерическим смехом. Этот смех был следствием глубокого стресса, который мы переживали, чем‐то средним между смехом и плачем, и смеялись мы потому, что плакать за последние дни попросту устали. И все же как только Зеб уснул, окруженная лишь звенящей тишиной и пустыми стенами, я заплакала.

БУРЛЯЩЕЕ, ВСЕПОГЛОЩАЮЩЕЕ ЧУВСТВО гнева. Вот что я испытывала, стоя в нашей тесной квартире в первый день весенних каникул, силясь понять, как мы до этого докатились. Утром мы устроили небольшую распродажу вещей, которые не могли взять с собой. Все, что осталось, мы передали в благотворителный фонд «Гудвилл», поскольку арендовать контейнер для хранения нам не позволяли финансы. Отныне в нашем жилище царила атмосфера абсолютного минимализма, во всех смыслах. В ушах гремела музыка из наушников, пока я со злостью разрывала коробки с вещами в нашей с Зебби комнате. Мама сказала, что мы могли бы продать мою кровать и купить раскладушку, чтобы нам не спать на одной кровати, но Зеб ответил, что вполне может спать на диване в гостиной, на ночь предоставляя комнату в мое полное распоряжение, что было очень благородно с его стороны. Его одежда и все остальное находилось в комнате. Поскольку места для раздельных шкафов у нас не было, свои вещи мы хранили в ящиках под кроватью. Как же меня все бесит.

Мое сердце подпрыгнуло при звуке эсэмэски.

Вечеринка у Джека Райнхарта. Сегодня я не в настроении тусить.

В ответ она прислала плачущий смайлик.

Вынув наушники, я направилась в ванную и случайно услышала разговор Зебби и мамы в ее комнате.

– Почему я не могу помочь ему с переездом? – спрашивал Зеб.

– Милый, папе не нужна твоя помощь, он справится сам.

– Ну ладно. А когда мы с ним сможем увидеться?

– Может, в следующие выходные?

– Целую неделю ждать?

– Зайка, ему нужно время, чтобы обустроиться. В мамином голосе явственно слышалась усталость, будто бы она сама хотела, чтобы всего этого не было. Она всегда была сильной, но очень эмоциональной женщиной. Я понимала, как ей тяжело переживать случившееся, но все равно не могла прекратить злиться на нее. Она допустила, чтобы это случилось. Зеб вздохнул и выбежал из комнаты. Он чуть меня не снес, если бы я вовремя не нырнула в ванную.

В половине одиннадцатого мне пришло новое сообщение. На этот раз от Моники.

Вот дерьмо. Бедняжка Лин. Все, кроме нее, понимали, что это было неизбежно, и все же было жалко ее. Я позвонила Монике, в трубке гремела музыка.

– Зэй, как жаль, что ты не с нами.

– Ее нужно увести оттуда, – сказала я Монике.

– Я хотела, но мы все выпили, а Джон должен был развозить нас по домам.

Дерьмо в квадрате. Я была нужна своим девчонкам.

– Я заеду за вами.

– Вот здорово! – раздался в трубке возглас облегчения. – Обожаю тебя.

Наспех я собрала кудряшки в аккуратный хвостик, сменила широкую футболку на черную и облегающую и запрыгнула в обтягивающие джинсы. Я надела босоножки со стразами, хотя ночной воздух был уже прохладным. Жаль, что не осталось времени накраситься.

Захватив сумочку, я пошла к маме, предупредить ее, куда я собираюсь. Я понимала, что она вряд ли оценит мой порыв, но мама всегда давала мне много свободы, плюс на руку мне играло ее чувство вины. Уже подойдя к двери, чтобы постучаться, я услышала, как она очень тихо, но эмоционально разговаривает по телефону. Я приникла к двери и внимательно вслушалась. Мама лежала на кровати с красными глазами и выглядела как будто постаревшей.

– …Я не собираюсь лгать ради тебя, Зандер. Наберись сил и расскажи им все сам, иначе расскажу я!

Что рассказать? Сердце сжалось в груди. Я дважды постучалась и открыла дверь. Мама уже не говорила по телефону, и несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.

– Что такое, Зэй? – спросила она.

– Что там с папой?

Она моргнула и попыталась принять как можно более непринужденный вид. Я решила смягчить тон.

– Пожалуйста, мам, скажи правду.

В ее глазах отражалась внутренняя борьба.

– Я бы хотела, чтобы он сам вам все рассказал. Дурное предчувствие не давало сердцу успокоиться, и оно продолжало стучать как бешеное.

– Пожалуйста, скажи.

Она тяжело сглотнула. Было похоже, что каждое произнесенное слово приносило ей адскую боль.

– Ваш папа… помнишь, я говорила, что он будет жить с еще одним квартирантом? Так вот, это не совсем обычный квартирант.

Пытаясь понять, что кроется за этим уклончивым ответом, я прокрутила в голове десятки возможных вариантов и остановилась на худшем из них.

– Он будет жить с другой женщиной?

Я ждала, что она лишь усмехнется: «Конечно, нет», – но тщетно. Вместо этого мама грустно кивнула.