Штурм Грозного. Анатомия истории терцев Уцененный товар (№1) - Владимир Коломиец

– Мир и достаток твоему дому, Асланбек, – благодарили казаки хозяина, когда его дочери в очередной раз подавали угощение.

Асланбек улыбнулся и торопливо поднялся от очага.

– Угощайтесь, угощайтесь, гости дорогие, – говорил он в сердцах. Ведя разговор с гостями, он отцовским взглядом углядел, что уж очень один из гостей на его дочь поглядывает.

«Да и сама Асият, видно, к нему неравнодушна», – подумал он. На три дня к старшей дочери отпустил и вот гляди – перемигиваются. Хороша у него младшая Асият – гибка, как серна, юна, а грудиу нее уже, как башни. Кожау нее как оливки, волосы как черный виноград, вьются – змеятся, как лоза. Но и парень не промах, такой умыкнет, и делать нечего. Видно, очень понравилась ему Асият, вон как пылают щеки.

– Эй, Асият, дочь моя, дорогая, ненаглядная, угощай еще гостей.

Засмеялась Асият – поняла отца. Подавая парню следующее блюдо, она в упор посмотрела ему в глаза и отпрянула. Андрей взглянул на Асият и густо покраснел. Она, заметив это, опустила глаза.

Поставив закуски, девушки вышли из кунацкой, пятясь, так как по обычаю не полагалось оборачиваться к гостям спиной.

– Асият, ты видела, как смотрел на тебя тот парень? – тихо спросила ее сестра, когда они вышли из кунацкой.

– Бессовестный, не постеснялся даже отца. Не знаю, что подумают родственники.

А тем временем в кунацкой уже шли по кругу чаши, наполненные максымой. Андрей отказывался от напитка и, как только появилась возможность, вышел на двор. Асият с сестрой стояли у калитки. Когда он подошел к навесу, раздался голос:

– Что ты ищешь?

Он вздрогнул, но быстро нашелся:

– Просят максымы.

– Асият, набери ему максымы, кадка там под навесом, – сказала сестра.

Асият, склонившись над кадкой, стала наполнять максымой кувшин, который кстати оказался тут же. Андрей взял ее за руку и попытался обнять. Асият до того растерялась, что сначала не оказала ему сопротивления. Он успел поцеловать ее в плечо.

– Душа моя, красавица! – шептал он, жарко дыша ей в ухо.

– Пусти! – вырываясь из объятий, сказала она и оттолкнула его. Подошла сестра, и Андрей пошел обратно в кунацкую.

– Нужно еще максымы? – спросил он сидящих и, не дожидаясь ответа, подал им кувшин. Чаша, наполненная максымой, вновь пошла по кругу.

А сестры во дворе продолжали разговор.

– Хороший парень, правда? – спросила старшая.

– Кто, кто? – покраснев, переспросила ее Асият.

– Кто-кто – Андрей. Что он тебе говорил?

– Красавицей назвал, пытался за руку взять, – отвечала та, опустив голову. – Только не судьба нам быть вместе.

– Почему?

– Разве отец отпустит меня из аула?

– Не огорчайся, – сказала сестра. – Ты все-таки свободная. Самое худшее, если тебя выдадут замуж против твоей воли.

– Ах, душа моя, неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? – Асият со слезами на глазах кинулась на шею сестре.

– Знаю, что ты несчастна. Но что же мы можем поделать, если Бог уготовил нам такую судьбу?

После сытного обеда все вышли во двор. Асланбек показал гостям своего коня.

– Красавец! Вот это скакун, – восхищенно хвалили казаки лошадь.

– Наша порода – кабардинская, таких в округе немного, многие на нее заглядываются, – ответил довольный Асланбек.

Сели под старой чинарой – гордостью Алибекова двора: не было ни у кого из соседей такой. И снова пошел разговор.

– Вот ведь совсем недавно перебрались сюда с далекой Московии, а мы уже начинаем родниться, – сказал кто-то из родственников хозяина.

– Пошел уже пятый год с той муторной поры, когда мы прибыли сюда. Вспоминать не хочется о всех злоключениях, которые пришлось испытать в той дороге, – ответил один из казаков.

– А вы нам сразу понравились, – заметил следующий родственник, – просты, трудолюбивы, готовы всегда нам прийти на помощь.

– Да, не для наживы мы прибыли сюда, а на тяжелый, добровольный труд, на опасную, но свободную жизнь, – сказал Степан. И вспомнил не выпадающие из памяти напутствия вольных людей в Тюменском городке: сумейте себя защитить, живите в мире и согласии. Только преобразующими делами вы сможете завоевать доверие и уважение горцев. А Асланбек, словно прочитав его воспоминания, продолжил:

– Но кто-то хочет нас рассорить. У нас тоже участились кражи. Наши князья враждуют, а достается нам. Обижают нас и крымские ханы, требуя все больше и больше дани.

– Мы готовы вам помогать, – горячо пообещал Асланбеку Степан, на что тот ответил:

– Я поговорю с узденями[17], мы вам тоже поможем, – и рассказал о ситуации, складывающейся в Кабарде.

В Кабарде еще с начала XVI века образовалось два основных княжеских объединения, вошедшие в историю как Большая Кабарда (князь Кайтуко и его дети: Пшеапшоко, Асланбек, Теншануко, Кайтуко и Жансох. Определенное время здесь оставались и сыновья Идара: Темрюк, Биту, Желегот и Канбулат) и Малая Кабарда (Джиляхстан и его дети: Жамырза, Лаурсан, Каншао и Дзагашта). Разделенные рекой Терек, эти владения в дальнейшем разделились на более мелкие княжества, уделы.

Дети Идара, которые имели удел в Большой Кабарде, в результате раздоров с многочисленным коленом князя Кайтуко (двоюродный племянник Идара) вынуждены были уйти во владение своего двоюродного дяди Джиляхстана, который создал свой удел на огромном пространстве правобережья Терека. Со смертью Джиляхстана, старшим князем по возрасту был Темрюк. Он попытался установить свою власть князя-валия, но потомки Джиляхстана это восприняли без восторга. Начались ссоры, раздоры. То есть в условиях феодальной раздробленности, когда каждый удел стремился к верховенству, своеобразная жизнь того времени породила массу причин для зарождения междоусобиц.

Разговор продолжился опять в кунацкой. Договорились о взаимодействии при опасных ситуациях и взаимной помощи при необходимости.

– Степан, если случится кража или угон, берите след и прямо к нам, мы передадим след[18], – заверил атамана Асланбек, – так мы выясним быстрее, кто же тут промышляет.

– Но и вы надейтесь на нашу подмогу, – просто заверили казаки узденя. – Мы ведь с вами здесь как бы на краю земли.

Многие казаки по своему казачьему ремеслу много ездили по Дикому полю, захаживали на окраины земли русской, перемерив ее не раз, но края земли, о которой часто говорили в семьях, не обнаруживали. А вот здесь, на новом месте, вдали от родного гнезда, глядя из крохотного оконца кунацкой, за которым глухо мерцают гребни недалеких гор, верится без сомнения, что гребни похожи на зубья дракона, а гряды лесистых гор смахивают на туловище идолища поганого, и таится тот скорбный черный провал без краю, где плавает великанский кит, держащий на хребтине мать-сыру землю.