Имя звезды - Морин Джонсон

— Собиралась посидеть дома над сочинением по немецкому. А еще мне надо бы позаниматься музыкой, хоть несколько часов. А то я сегодня на уроке совсем опозорилась.

— Если хочешь, — сказала я, — сходим куда-нибудь. Например, в паб. С Джеромом.

Некоторое время Джаза жевала прядку волос.

— В паб? С Джеромом?

— Он попросил меня попросить тебя пойти с нами.

— Джером попросил тебя попросить меня сходить с нами в паб?

— Сказал, чтобы я тебя обязательно уговорила, — объяснила я.

Джаза развернулась на стуле и улыбнулась от уха до уха.

Я так и знала, — сказала она.

— Джаза и Джером, как я поняла, давно флиртовали друг с другом и вот выбрали меня в этакие наперсницы. Если уж мне выделили такую роль, придется ее играть. Или, по крайней мере, изображать притворный энтузиазм.

— Итак, — сказала я. — Что там у вас с Джеромом? Выкладывай.

Джаза склонила голову к плечу и стала похожей на птичку.

— Нет, — сказала она со смехом. — Не надо на меня наезжать. У нас с Джеромом? Ну. я к нему хорошо отношусь, но мы просто друзья. Нет. Он хочет пойти с тобой.

— Чтобы попросить меня пойти с ним, он просит меня попросить тебя пойти с нами?

— Вот именно.

— А не проще ли было просто попросить меня?

— Ты плохо знаешь Джерома, — ответила Джаза. — У него просто ничего не бывает.

Настроение у меня снова поднялось.

— И что? — спросила я. — Мне с ним пойти или…

— Ладно, я тоже пойду, — сказала Джаза. — Потому что в противном случае он распсихуется и сбежит. Ему нужна моя поддержка.

— Как все сложно, — заметила я. — Вы тут в Англии все такие?

— Нет, — ответила Джаза. — Ну вот, я так и думала! Просто красота!

Как здорово она произнесла слово «красота». «Ка-са-та». Просто ка-са-та.

Чтобы освободить вечер, Джаза проработала всю вторую половину дня. Я сидела за столом и делала вид, что тоже тружусь, но мне было никак не собраться с мыслями. Целых два часа я исподтишка лазала по Интернету, пытаясь выяснить, как принято одеваться в паб, но в таких вещах от Интернета никакого проку. Я начиталась самых разномастных советов от американских туристических сайтов (там рекомендовали простую немнущуюся одежду и непромокаемый плащ) до английских сайтов, из которых следовало, что все девушки ходят в пабы в слишком коротких юбках и на слишком высоких каблуках, напиваются и падают прямо на улице, — это меня довело до белого каления, и я потратила еще полчаса на разыскания о феминизме и женоненавистничестве, потому что такие вот наезды меня просто бесят.

Увы, заданные на дом задачи за это время сами собой не решились. И книги из списка не прочитались сами собой. Я пыталась утешиться тем, что постигаю чужую культуру, но мне не удалось надуть даже саму себя. Не успела я и глазом моргнуть, как уже пробило пять, Джаза пошевелилась и пробормотала, что пора бы одеваться. По субботам к ужину разрешалось выходить в чем хочешь. Получалось, что я впервые предстану перед всем Вексфордом в Обычной Одежде.

Я так и не придумала, что бы такое надеть, и специально поотстала от Джазы: включила музыку и стала за ней наблюдать. Она надела джинсы — и я надела джинсы. Она надела легкую блузку, я надела футболку. Она собрала волосы в хвост, я тоже собрала волосы в хвост. Краситься она не стала, но тут я не последовала ее примеру. А еще я надела черный бархатный жакет. Его мне подарила бабушка — один из немногих ее подарков, в которых я не стеснялась показаться на люди. Кожа у меня довольно бледная — я всю жизнь добросовестно мазалась кремом от загара, а еще меня добросовестно обескровливали наши болотные комары, — так что черная тушь на мне смотрится эффектно. Губы я накрасила красной помадой, что было, пожалуй, даже чересчур, но Джаза сказала, что я отлично выгляжу, — и, кажется, сказала это от души. Еще я надела ожерелье из звездочек, подарок кузины Дианы.

Столовая была заполнена на три четверти, а то и меньше. Джаза объяснила, что по субботам многие вообще не являются к ужину, чтобы пораньше начать вечернюю программу. Я рассмотрела, во что одеты оставшиеся, и поняла, что правильно сделала, взяв пример с Джазы. Оделись все, по большей части, незамысловато — джинсы, юбки, свитера, футболки. На Джероме были джинсы и коричневая флисовая штуковина с капюшоном. Мы быстренько поели и направились к выходу. Я дрожала в своем жакете. Они вообще не надели ни жакетов, ни курток. На улице было довольно светло, хотя уже восьмой час. Некоторое время Джаза с Джеромом болтали о каких-то незнакомых и непонятных мне вещах, а потом Джаза вдруг начала растерянно озираться.

— Я думала, мы идем в паб, — сказала она.

— Мы и идем, — подтвердил Джером.

— Так в паб же туда, — заметила она, указывая в противоположном направлении. — Или мы в какой идем?

— В «Цветы и стрелы».

— В «Цветы и…» Ой. Мамочки.

— Да ладно тебе, Джаза, — сказал Джером. — Нужно же показать твоей соседке здешние места.

— Но это же место преступления. Зачем нам на место преступления?

Только она произнесла эти слова, как мы его сразу и увидели. Первыми показались телевизионные фургоны, над ними возвышались спутниковые антенны. Их было штук тридцать. Один участок тротуара был забит журналистами, вещавшими что-то перед камерами. Еще тут были полицейские машины, полицейские грузовики, передвижные лаборатории. А еще — люди, очень много людей. По периметру, похоже, было выставлено ограждение, все жались к нему. Тут было человек сто, они просто глазели и фотографировали. Мы подошли к этой толпе.

— Я сейчас быстренько сфотографирую, и пойдем в настоящий паб, — сказал Джером, отрываясь от нас и протискиваясь сквозь толпу.

Я привстала на цыпочки, чтобы разглядеть эти «Цветы и стрелы». С виду обычный паб — черные стены, большие окна, деревянный герб над входом выкрашен яркой краской, перед входом доска, на которой мелом написано сегодняшнее дежурное меню. Только по тому, что вокруг так и кишели полицейские, можно было догадаться, что тут произошло нечто ужасное. Мне вдруг сделалось не по себе. Вдоль спины пробежал неприятный холодок.

— Иди сюда, — позвала я. — Давай отойдем в сторонку.

При этом я чуть не впилилась в мужика, который стоял прямо за нами. Одет он был в костюм, пиджак вроде как немного великоват. Голова абсолютно лысая, ни волоска. Из-за отсутствия волос ярче выделялись глаза, они блестели каким-то лихорадочным блеском. Я извинилась, глаза его при этом расширились, будто бы от испуга.

— Ничего страшного, — сказал он. — Ничего страшного.

Шагнул в сторону и с широкой улыбкой дал мне пройти.

— Поглядеть на них — тут просто праздник какой-то, — сказала Джаза, рассматривая зевак: у некоторых в руках были пивные бутылки, они фотографировали на телефоны и поднимали повыше видеокамеры. — Посмотри, какие у них довольные лица.