Серьезные люди - Фридрих Незнанский

— Ну, Антоша, ну что с тобой творится? Что с тобой произошло? И ведь не в первый раз!

— Не ругайте, Александр Борисович, — с чувством произнесла Элка, — у человека трагедия.

— Ах, трагедия опять? И в чем же суть ее?

— Ну, получилось так, что человек влюбился, а его обнадежили и потом фигу под нос сунули.

— Понятно, — улыбнулся Турецкий. — И ты его утешала…

— Как могла…

— Ну что ж, надо ценить женскую жертвенность. Ты — молодец. А тебя, Антон, куда? К женщине, которая будет оказывать тебе дальнейшую психологическую помощь, или поедешь, отмоешься? Ванну примешь после этого бомжатника?

— Ванну он может у меня принять, — живо вмешалась Элка, — у меня шампуни прекрасные и, в общем, все в порядке.

— Ну, хорошо. Но завтра на работу все-таки не опаздывай. Давайте, где мы вас высаживаем? Где твоя машина, Антон?

— Так она ж у Элки и осталась.

— Значит, мы вас довозим до Элки и едем по домам. Господи, и благодарите Бога, что все так благополучно закончилось… На такого арапа взяли! Сам удивляюсь, как такую лихую авантюру провернули! В другой бы раз нас самих посадили бы на такой крючок, что, как говорится, мама не горюй! Долго бы сидели… Петя, спасибо. Филя — само собой. Антон вел себя мужественно, а Элка? Ну, тебе вообще цены нет. Кстати, Антон, может, ты переменишь свои принципы? Ведь продажные женщины, которые тебя бросают, недостойны даже взгляда такой женщины, как Элка? Она ведь сама не только шикарное пирожное, она их и делать умеет! А это великое искусство. Представляешь, как твой Васька будет в сплошных кремах купаться, спать на бисквитах и питаться цукатами, а?

— Да ладно тебе… — буркнул Антон.

— А ладно, тогда вылезайте из машины, приехали.

Турецкий завез Петра к нему домой, по дороге они посмеялись, пошутили. Александр Борисович поехал к себе. Филя возле дома Турецкого с откровенной печалью, вызвав поощряющую улыбку Александра Борисовича, посмотрел на светящиеся еще окна Дины Петровны, но огорченно махнул рукой и пересел в свой автомобиль.

— Филя, — сказал, наклонившись к его опущенному стеклу, Турецкий, — не исключено, что все еще впереди. Люська днями отбывает в Париж. Может, если удастся, я сам ее туда и отвезу, по дороге в Лондон, по Нинке соскучился. Так что ничего не исключено.

— Твоими бы словами… — вздохнул Агеев и тронул машину.

Так закончился вечер их авантюрных приключений, начиналась ночь. И что принесут им ближайшие несколько суток, никто даже не догадывался, не подозревал, какой вулкан разбудили они, причем не среди бравых правоохранителей, а в криминальном мире…

Николай Щербак курил у открытой форточки на кухне. Он не отодвигал кисейную занавеску, дым и так уходил. Но ему не нужно было, чтобы в окне первого этажа любопытные прохожие — из местных жителей, видели в квартире Гали чужого мужчину. Это она сама его так попросила, — мягко, застенчиво.

Она вообще оказалась женщиной застенчивой и оттого неловкой, как подумалось сначала. А потом он понял, что она — из тех, кто никогда не подойдет к мужчине первой и не скажет: «Вы мне нравитесь…» Но получилось так, что у них сразу, по возвращении к ней домой, установились спокойные и добрые отношения, какие бывают у хороших семейных пар. Коротенько поужинали, не торопясь, приняли душ и улеглись в постель. И при этом практически не сказали друг другу больше десятка фраз. Странной она показалась Николаю — постель эта, и дома, и на службе, если появлялась нужда, он спал на диване, где подушкой чаще всего становился боковой валик. А тут… сплошное роскошество! Единственное, наверное, утешение одиноких женщин.

Ну, словом, что теперь говорить, ночь фактически прошла без сна, и, если бы появилась возможность, Николай «придавил» бы подушку еще на два-три часа. Но Гале надо было собираться на работу, она работала оператором на почте, и Щербак пообещал ее довезти на своей машине, поэтому она могла немного задержаться, не торопясь на общественный транспорт.

Прошедшую ночь Галя посчитала подарком судьбы и не собиралась его разменивать на мелочь. Поэтому с самого раннего утра, едва глаза открыла, он увидел в них вопрос. Естественно: что дальше? Или: когда будет следующий раз? Для случайной связи это многовато, но, с другой стороны, а почему бы иногда, время от времени, ссылаясь на ночные дежурства и прочую оперативную деятельность, и не встречаться? Только без ревности, клятв и обещаний. У него все-таки своя семья, да и возраст… в преддверии собственного полувека новые семьи, как правило, не заводят. И Галя это, кажется, поняла — без обид, по-честному…

Раннего чайку уже попили, и теперь Щербак ждал звонка от Антона — со второго этажа. Он еще ничего не знал о ночном происшествии и думал, что Плетнев, добравшись наконец до Элкиных прелестей, просто потерял голову. Решал: может, самому позвонить? Давно пора вставать…

Пока размышлял, телефон позвонил.

— Ты готов?

— Как штык.

— Выходим.

— Галочка, поедем? — Щербак раздавил в пепельнице окурок. Вот ведь парадокс, загадка века: в квартире одинокая женщина, которая не курит, а в пепельнице на кухне следы пепла. Такая вот она штука, эта жизнь.

Ну вот, в последний момент, когда уже выходить, Галя что-то забыла и, крикнув: «Одну минуточку!» — кинулась искать в спальню. Что там может женщина забыть? Интересный вопрос. Щербак усмехнулся и ответил:

— Ну, я выхожу, а ты догоняй! — но увидел оставленный в пепельнице окурок и укорил себя: «Нехорошо, в доме после твоего ухода должно быть чисто. Вот вернется вечером домой, окурок увидит и расстроится. А зачем же расстраивать хорошую женщину, когда она словно новую силу обрела?..»

Николай выбросил окурок из пепельницы в ведро под мойкой, а саму ее, ополоснув под краном, вытер посудной тряпочкой.

Ну, сколько времени на это могло уйти? Полминуты? Минута? Он вернулся к окну, чтобы поставить пепельницу на место и закрыть форточку, и вдруг услышал истошный женский крик на лестнице. А мимо окна, взревев мотором, буквально пролетела черная машина, «восьмерка». Не нравился этот цвет Николаю, ни у «восьмерок», ни у «девяток», но рассуждал он об этом, уже распахнув дверь и выскочив на лестничную площадку…

* * *

Антон после всех своих ночных передряг наконец расслабился. До такой степени, что Элеоноре Владиславовне пришлось приложить все силы, чтобы получить желанное наслаждение. Она тоже испытала сильный стресс, но, видимо, женский организм быстрее «релаксируется», чем мужской, потому что она себя чувствовала юной красавицей, а Плетнев — усталым старым барбосом, которому больше всего хочется спать. Но это, как говорится, не помешало ему сделать «встречные шаги», что в конце концов успокоило душу Элки и все остальное, что ее обслуживает. Зато выспался — в первый раз за двое суток. Сон в камере — какой это сон? А у Светки — тем более…