А Роза упала... Дом, в котором живет месть - Наташа Апрелева

Лукаш Казимирович помолчал.

— Голубей почти дожрали, — закончил он с болью.

Прозвучало: «говубей».

Лилька молчала, очевидно, теряясь в выборе приличествующей случаю поговорки, а Юля молчала — просто молчала.

Трагедия красивого мужчины в том, что он воспринимается всегда однозначно. Лукаш может много рассказать об этом, но не будет, так как это слишком интимно, он не готов к откровенности, не видит в ней смысла. Не будешь же вслух говорить о том, что сравниваешь себя со знаменитым венецианцем, тем самым Джакомо Казанова, несчастным итальянским полилюбовником, который был известным путешественником, талантливым литератором, ловким шпионом, искусным врачом, смелым инженером и даже изобретателем лотереи, но в памяти потомков остался просто донжуаном и идеологом libertinage[18], имя его стало нарицательным и вызывает многозначительные улыбки, растягивающие тонкие рты скучающих женщин.

— Лилия (Вивия), а не подскажете мне, кажется, архитектура классицизма предполагает прежде всего симметрию… Ваш Дом великолепен, нет слов, но меня удивляет отсутствие дополнительных построек.

— Вы про флигели, должно быть? — переспросила Лилька. — Левого я не помню вообще, мать рассказывала, его то ли во время революции разрушили, то ли во время войны. А правый — это уже на моей памяти, да. Сгорел он. Лет двадцать назад. Чудовищная история. Погиб человек… Простите, я не люблю об этом…

— Извините, Лилия, я вовсе не хотел…

— Ничего страшного, — замахала руками Лилька, — все хорошо. Все хорошо…

Помолчали. Аккуратно прикрыв за собой дверь, вошла «англичанка» Ирина. В синем платье из сверкающего шелка она смотрелась неожиданно и очень празднично — как белый гриб среди опят, например. Светлые волосы она распустила вольно по плечам, и выглядела ничуть не старше своей подопечной Камиллы, зашедшей следом.

— Мама! — с большой претензией сказала Камилла, дергая Лильку за кончики красной косынки на голове. — Мама, мы сейчас собирались съездить с Ириной за грамматикой Round up четвертой ступени, а Иринина машина не включается!

— Так, во первых, почему ты называешь педагога по имени?

— А как мне называть педагога, по фамилии?

— По имени-отчеству. — Лилька нахмурилась и посмотрела на блестящую синим Ирину. — Вас как по отчеству, простите, пожалуйста, запамятовала…

— А я и не представлялась, — суховато улыбнулась Ирина, — по отчеству, не поддерживаю этой утомительной традиции. Камилла совершенно права, и насчет автомобиля тоже. С вашего разрешения, я закончу занятия на сегодня и свяжусь с мастером?

— Конечно, — рассеянно ответила Лилька. — Делайте, как считаете нужным…

«Англичанка» учтиво кивнула присутствующим и вышла, так же беззвучно закрыв за собой дверь.

Камилла распахнула дверцу холодильника и принялась шарить по полкам голодным взглядом, схватила яблоко и откусила с хрустом.

— Я на реку! — сообщила с набитым ртом и убежала, довольная.

— Чем бы дитя ни тешилось, — прокомментировала Лилька, возвращаясь к очередному тусклому пока ножу, — лишь бы не плакало…

— Хотел засвидетельствовать почтение вашей матушке, — заговорил Лукаш Казимирович, — но она не соизволила откликнуться, можете себе такое представить?

Лилька могла себе представить и не такое, да и Юля, скорее всего, тоже, но эту реплику она прослушала, как и предыдущую. Юля впервые за долгое время испытывала эстетическое удовольствие от созерцания мужчины и отвлекаться не хотела. Она даже забыла затянуться сигаретой, что в последний раз с ней произошло пятнадцать лет назад — во время личного участия в рождении ребенка-Тани, панка и нигилиста.

Но отвлечься пришлось, потому что кухонная дверь содрогнулась от полновесного удара — видимо, ногой — и открылась, пропуская неизвестную личность. Пол личность имела явно мужеский, на что прямо указывал голубой берет десантника, майка камуфляжной расцветки и солдатские берцы до середины мускулистых голубоватых икр. Личность немного запнулась о порожек и слегка упала — прямо к Лилькиным ногам в кокетливых тапках с помпонами.

— Оп-па! — весело сказала личность, облокотившись спиною на толстые ножки стула. — Во-первых, здравствуйте!

— Здрасссьте, — робко ответила Лилька, приставными шажками отодвигаясь подальше. Голубой берет вставать вроде бы не собирался. Юля вспомнила про сигарету в руке и затянулась жадно, отметив небольшой процент седины в волосах Лукаша Казимировича и возлюбив его еще больше.

Лукаш же Казимирович мощным рывком установил личность в более традиционную для знакомства позицию. Оглядел несколько опешивших молчащих дам и взял ситуацию в свои почти графские руки:

— Очень, конечно, не хочется портить нежное утро таким грубым вопросом, но вы, в общем-то, кто такой будете, уважаемый?

Уважаемый почесал ярко-рыжую щетину на квадратном подбородке, поправил берет на затылке, подвигал мощным ботинком, как бы выполняя несложное балетное па, и уверенно представился:

— Юраня буду, мля!

Юля хмыкнула, Лилька нахмурилась, а Лукаш Казимирович невозмутимо уточнил:

— А по отчеству?

— По отчеству? — переспросил Юраня, подвигал мощным ботинком еще и неуверенно добавил: — Ну, Алексеевич.

— Юрий Алексеевич, значит, — резюмировала хмурая Лилька, — как Гагарин.

— Гагарин? Гагарин? Это что еще за пидор такой — Гагарин? — спросил Юраня, наморщив лоб под голубым беретом.

Юля опять выключилась из разговора, в ходе которого Юраня Алексеевич все-таки сумел объяснить, что он и есть тот самый жених Марго, а также минимум трижды назвал Гагарина пидором.

— И снова здравствуйте, — вспомнил Лукаш Казимирович известный анекдот, красиво ухмыляясь. Юля сомлела совсем. «Ах, — несодержательно думала она, — ах!»

— Привет, — не возражал сговорчивый Юраня, — мля!

Из открытого окна послышались детские голоса и смех — Розкина дочка Флора активно достраивала большое гнездо с помощью подружек.

— Сссмеются, суки, — верно подметил Юраня.

Смеется и Юраня, ах, как Юраня смеется, хохочет, подпрыгивает на месте, даже немного подхрюкивает, никогда не был в роли жениха, это может быть забавным. Юраня не идиот, просто он любит играть. И смеяться.

Юраня забывает себя, многое забывает, он не боится забыть что-то важное, напротив — хочет. Мальчик Юраня ходит в детский сад, это специальный детский сад, говорит мама, оправляя на нем светлый шерстяной костюмчик, специальный детский сад, где ребята весело играют не только утром и днем, а еще вечером и ночью, пока их мамы работают в две смены, ах как хорошо ребятам в таком саду! Они всегда вместе, дружат, водят хороводы, катаются с ледяных горок и читают вслух про Черную Курицу или подземных жителей. Мальчик Юраня не хочет весело играть с ребятами утром, днем, вечером и ночью, мальчик Юраня хочет к маме и домой, он сильно плачет, и его без штанов ставят на невысокий детский табурет перед всей группой — это наказание, объясняет большая страшная воспитательница, похожая на медведя. Юраня плачет и на табуретке, а когда ему позволяют с нее слезть, он плачет еще, чуть позже, во время сна он писает в постель, и завтра тоже. Мама забирает его домой, мама утирает слезы рукой, подкладывая сыну под простыню рыжую жесткую клеенку. Но время — оно чем хорошо — оно проходит.