А Роза упала... Дом, в котором живет месть - Наташа Апрелева

— Ирина, извините за неадекватное поведение некоторых моих родственниц, — Розка пожала плечами и отвернулась, — естественно, занятия состоятся… И в субботу тоже. По расписанию.

Марго встала и тщательно вытряхнула хрустальную пепельницу в мусорное ведро, поженив седые хлопья пепла со спитым чаем, кофейной гущей, консервными банками и вчерашними газетами.

Розка продолжительно почесала затылок, сведя недавние усилия по причесыванию, в общем-то, на нет.

— Ирина, а если есть желание, оставайтесь у нас и на выходные, — предложила она наиболее светским своим тоном, — что мотаться туда-сюда… Никого не стесните, сами видите, дом просторный… Камилкин «математик» уж две недели гостит, а что, удобно. Зарядку здесь делал, в саду, просто праздник души. Только я бы вас в Бургундскую комнату переселила. А то в Розовой Марго пожелала с женихом обосноваться, Барби наша. Вас не затруднит переехать? В Бургундской хорошо, сирень в окно… Правда, уже отцвела, — добавила честно Розка, минуту подумав.

Марго нежно поставила свои указательные пальчики точно на виски, иллюстрируя мучительную мигрень, утомленно прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Она обиделась на «Барби». Юля подвинула к себе чистую пепельницу, отыскала в сумочном бардаке связку «сигареты-спички» и закурила. Лилька покрутила пуговицу на клетчатом пузе. Розка снова почесала пушистую макушку.

— Охотно переселюсь! — улыбнулась англичанка Ирина. — Благодарю…

— Доброму гостю и хозяин рад, — продекламировала приветливо Лилька и задумчиво пробормотала под нос: — А Маргошин хахаль, значит, в «розовой» будет…

— Кстати, — хрюкнула Розка, — как-то видела игрушечный набор «Барби в гробу». Гробик был такой милый. Розовый.

Марго изобразила мимикой, что не имеет родственного отношения к этой женщине.

— А где расположена «бургундская комната»? — уточнила добрый гость Ирина.

— Я покажу вам, — поднялась Лилька. Но добрый гость Ирина уже вышла. Уютно скрипнули половицы, открылась и закрылась дверь, запустив приятный горячей коже сквозняк.

Роза любит ходить в цирк. Иногда Роза думает, что основное предназначение ее дочери — служить достойным оправданиям ежемесячных посещений циркового представления, как можно чаще. Розе нравится, что в цирке все близко, — выбритые ноги и подмышки, нарочитый грим, обнаженные плечи, обтянутые лайкрой торсы, победительные улыбки, запах конюшен и дурные шутки коверных. Роза, забыв о присутствующей дочери, уносится мыслями на одиннадцатиметровую арену, ласкает чуткими пальцами жонглерские булавы, возносится без страховочного пояса «работать воздух», перебирает ногами на шаре, воздев и красиво заломав тонкие руки. Роза заходит в вольер к хищникам, сжав в ладонях шамбарьер, Роза демонстрирует чудеса акробатики на туго натянутом батуте, Роза встает во весь рост на несущемся во весь опор изукрашенном лентами коне, широко улыбается публике, высылает стаями воздушные поцелуи, и ей чужд страх, любой страх — в том числе и страх жить вот так — совсем без любви — еще много долгих лет.

— Так что за фигня с этим венком? — наконец сформулировала Юля вопрос дня. — Вы чего молчите-то? Это ж хулиганство, может быть, в милицию?..

— В конную, — ответила грубая Розка, — разве что.

Вдоль зигзага генеральского погона товарища Старосельцева, носившего, впрочем, до июня 1945 года звание комиссара госбезопасности[13], проходил синий просвет шириной в пять миллиметров. На воротнике парадного мундира сияли золотом вышитые канителью и блестками лавровые ветви, и совсем не казалось невозможным через какое-то время заменить их дубовыми листьями[14], нормальное дело.

А МГБ звучит получше НКВД, оптимистично думал Старосельцев, занимая свое место — сзади и справа — в служебном автомобиле, как-то созвучнее времени. Но, может быть, генерал не оперировал такими словосочетаниями, как «созвучнее времени». Не до игры было в буковки и не до перестановок фигур речи: страну-победительницу нещадно атаковали американские, японские и прочие шпионы, высаживаясь с парашютами чуть не на Красной площади, да и отечественный электорат не давал расслабляться, если чем и занимаясь, то делами врачей и превращением себя в безродных космополитов.

Жена его Ляля очень была увлечена своей новой ролью владелицы антикварного фарфора и многого другого, с великолепной серебряной подставкой для яйца «Брюкманн» она как-то не расставалась несколько дней, буквально не находя в себе сил выпустить сияющее чудо из цепких хозяйских лапок.

Исключительно из-за наслаждения красиво завтракать в обществе «Брюкманна» она приобрела вкусную и полезную привычку варить яйца всмятку и в мешочек, и вот эти — в мешочек — с солью и черным хлебом были очень, очень вкусны.

На удивление немного времени потребовалось бывшей пролетарской девушке безукоризненного советского происхождения, для того чтобы светски стрекотать о непревзойденном фарфоре Weimar-Porzellan, любовно оглаживая золотистую окантовку какого-нибудь молочника от «Мейсеновского цветка» или продуманно размещая спецпайковые овощи-фрукты на многоярусном блюде «Синий кобальт», ах, годы спустя она могла бы узнать, бедняжка, о его вредоносных и даже ядовитых свойствах, но не узнала, не узнала[15].

Хозяин же, лавроветвистый товарищ Старосельцев, засучив форменные рукава, принялся за перестройку, переделку и переосмысление Дома, а также за землеустройство Сада. Не надо воспринимать слишком буквально — цвета морской волны шелковистое сукно парадного мундира не подвергалось непредусмотренному уставом надругательству.

Молодые чекистики традиционно и дружно трудились в бывшей барской усадьбе, в принципе, отличаясь друг от друга только цветом и фасоном глаз — единственная досадная асимметрия в местном архитектурном ансамбле, ах да — еще отсутствовал левый флигель, невелика потеря.

Вдохновленный опытами приветливо мертвого и безопасного в плане лженаучных идей Мичурина, хозяин укомплектовал зарождающийся сад гибридными вишневыми деревьями «Черный ширпотреб» и — со скидкой на климат — «Краса севера».

Яблоневые саженцы тоже радовали отличной укореняемостью, душистым цветением и успокаивающей предсказуемостью названий: «Антоновка шестисотграммовая», «Ранет краснознаменный», ну и «Бельфлер-китайка» — жестом известной вольности, да.

В те же тяжелые послевоенные годы серьезные строительные новшества затеялись хозяевами непосредственно в Доме. В частности, была восстановлена историческая справедливость и впечатляющие размеры парадной гостиной, отреставрирован исправно действующий камин, ах, это волшебство живого огня, особо впечатляющего в обрамлении изразцовой, ручной росписи, плитки.