А Роза упала... Дом, в котором живет месть - Наташа Апрелева

Кухня тоже была велика, к ней тесно (по-шепиловски) примыкала каморка кухарки и несколько удобных вместительных кладовых.

Остальные же помещения в большом количестве получили общее название «комнаты», и — каждая — свой цвет.

Особенно Ляле в этот момент жизни были близки всевозможные оттенки желтого и лилового, и образовались комнаты Медная, Горчичная, Янтарная, а также Розовая, Бургундская, и Фуксии. Генерал, нежно относившийся к цвету хаки, вытребовал появления Травяной и Нефритовой комнат, в которых преимущественно и находился.

Спальня хозяев называлась Фиалковая, детская ребенка-Розочки — Персиковая.

Определенные сложности существовали в плане обстановки прелестных свежеотремонтированных помещеньиц — как ни старалась Ляля уберечь от ничего не смыслящего в качественной мебели эвакуированного люда (вообще-то она говорила жестче: быдла, да, быдла), но многие павловского дуба превосходные вещи оказались безнадежно попорчены и со слезами горя трачены в виде поленьев в холодные военные зимы.

Высокое положение супруга-генерала и его немаленький оклад денежного содержания позволяли теперь Ляле рыскать по блошиным рынкам и прочим заветным местам, выискивая то партию венских стульев в отличном состоянии, то кресло в мужнин Янтарный кабинет — настоящий «чаппендейл»[16]с подлокотниками в форме львиных оскаленных морд.

Розочка посещала уже первый класс школы, обнаруживая фамильные качества лидера, идейного вдохновителя и непримиримого борца за правду. Кроме этого, девочка была очень красива. Любовно оглядывая ее идеальных пропорций ясное лицо, чуть поддернутые к висками темные глаза и аккуратную прическу из двух косичек, генерал лишний раз убеждался в лживости псевдонауки генетики — ну откуда у совершенно внешне ничем не замечательных родителей могла появиться такое чудо чудное, диво дивное? Во-о-от. Нет ответа у продажной девки империализма.

В классе Роза имела много поклонниц и почитательниц ее талантов, девочки буквально дрались за право становиться с ней в пару для похода в школьную столовую на завтрак, быть с ней в одной команде на уроках физподготовки, в одном пионерском звене с малопонятным для младших школьников названием «Импульс». Все ее милые привычки, как то: проводить в задумчивости кончиком указательного пальца по губам, обрисовывая их контур, или смешно восклицать «ой, мамочки мои!» в минуты удивления, или чуть наклонять голову вправо, отвечая на вопрос, — быстро перенимались внимательными одноклассницами.

Розины тетрадки были самыми аккуратными, Розины ответы у доски были самыми убедительными, и в спортивных сатиновых шароварах она не выглядела смешной.

Мама Ляля вздыхала, предчувствуя бурный дочкин успех в области любви и дружбы, а папа генерал не вздыхал нисколько, не в его это было обычаях — вздыхать, зато начал тактично интересоваться у достойных этого людей: а не подрастает ли у них, к примеру, сынок? Естественно, отец не предполагал никакого насилия над нежной девичьей душою Розочки, Розанчика, своего Цветочка, но ведь надо же подсказать малышке? Ненавязчиво, без излишнего давления, какового она, кстати, не терпела совершенно. Решив для себя, например, что пионер и будущий комсомолец обязан закаляться, если хочет быть здоров, Роза твердо объявила опешившим родителям, что с сегодняшнего дня в любую погоду она спит на веранде, и не надо, пожалуйста, ничего говорить.

Пришлось любящему отцу, немножечко поправ собственные принципы, тайно доставать для бунтарки-дочери легчайший заграничный спальный мешок на гагачьем пуху, а что? В самом деле, не замерзать же ребенку. В любую погоду на веранде.

Кукла крутит настройку радио. Кукла берет в руку длиннейшую косу и закладывает ее пушистый конник между зубами. Кукла любит хорошую музыку, она представляет, что вот этот певец и композитор играет «весь этот джаз» лично для нее, вот эти синкопы и соло на саксофоне — для нее, и вот этот чуть дрожащий голос. Кукла довольна. Кукле с детства привили вкус к правильному сольфеджио, ее тетка — учительница музыки, она больно шлепает линейкой по непослушным пальцам маленьких девочек. Шлепает и Куклу, никаких привилегий, наоборот — строже спрос, держи кисть правильно, будто нежно сжимаешь сырое яйцо. Кукла закрывает глаза, подпевает без слов, танцует без движений, она умеет.

Своей особенной, чуть ныряющей походкой, Кот небыстро шел от задней калитки. Гавайская рубаха любимой им ярчайшей расцветки пузырилась на ветру, темные очки «капли» были сдвинуты на макушку и придерживали ярко-рыжие волнистые волосы. Заметив у окна Куклу, он приветливо помахал рукой и подмигнул весело.

«Симпатичная улыбка, — подумала Кукла, — но где он шлялся целый день?!»

Некстати вроде бы она вспомнила свое прошлогоднее путешествие в Австралию, где на столики у отельского бассейна стаями прилетали крупные темно-алые попугаи, их можно было кормить булкой, орехами и мякотью манго. Они сбежали тогда в Австралию. Сделали дело, и сбежали. И сейчас тоже так будет. Только надо поработать. И потерпеть.

Плюнув на наличие исправной двери и понятия благопристойности, Кукла мастерски вылезла на веранду через окно, еще и ловко прихватив с собой заварочный чайничек на две персоны и кружки — тоже на две персоны.

Уселась в удобное раскладное кресло и по привычке стала качать туфлю на большом пальце правой ноги.

Кот звучно поцеловал ее в тугую щеку, принял ответный поцелуй в себя, и устроился в парном раскладном кресле, поудобнее устраивая покалеченную ногу.

— Чаю давай? — весело заявил он сердитой Кукле.

— Где ты был? — строго спросила она, амплитуда раскачивания ноги резко возросла, туфля вступила сама с собою в резонанс и улетела в дальний угол веранды, где и шумно упала, согласно закону о гравитации.

— Блин! — расстроилась Кукла. — Блин, черт, хрен!

Извлекать себя из кресла и топать босиком за туфлей не хотелось. Она и не стала.

Кот расхохотался, примирительно погладил ее по маленькой смуглой руке:

— Милая, ты совершенно напрасно на меня сердишься и бомбардируешь мирное мышиное население своей обувью, — сказал он, доставая из рубашечьего накладного кармана мобильный телефон, — я утро и день провел с большой пользой, и все тебе сейчас расскажу… Если получу чаю.

— И полвечера, — проворчала Кукла, — утро, день и полвечера ты провел. Я уже замаялась тут одна! Хозяйки весь день визжат и ругаются, стучат предметами, топают ногами и хлопают дверьми. Кричат грустными голосами, кричат базарными голосами, я уже пытаюсь их пересчитывать в саду и пугаюсь, когда долго не вижу ту или иную даму — уж не расчленили ли ее и не съели сестры-людоедки…

— Прости, прости меня, — горячо произнес Кот, — но, когда ты сейчас посмотришь вот на ЭТО, ты поймешь, что я — большой молодец и вообще…