Крещение огнем - Анджей Сапковский

Вернувшись с пастбища и зайдя во двор, он услышал голоса.Распознал щебетанье двойняшек колесника Згарба, ломкие фальцеты соседскихмальчишек. И голос Миленки. "Играют", – подумал он, вышел из-подполенницы и остолбенел.

– Милена!

Миленка, его единственная выжившая дочка, его счастье,перевесила себе через плечо палку на шнурке, изображающую меч. Волосыраспустила, к шерстяной шапочке прицепила петушиное перо, на шею намоталаматеринский платочек. С удивительным, фантазийным бантом.

Глаза у нее были зеленые.

Тузек никогда прежде не бил дочери, никогда не пускал в ходотцовский ремень.

Сегодня он сделал это впервые.

***

На горизонте сверкнуло. Порыв ветра бороной прошелся поповерхности Ленточки. "Будет буря, – подумала Мильва, – а после буринаступит ненастье. Зяблики не ошибались".

Она пришпорила коня. Чтобы нагнать ведьмака до бури, надопоспешить.

Я был знаком в жизни со многими военными. Знавал маршалов,генералов, воевод и гетманов, триумфаторов многочисленных кампаний и битв.Слушал их рассказы и воспоминания. Видывал их склоненными над картами,выписывающими на них разноцветные черточки и стрелки, разрабатывающими планы,обдумывающими стратегию. В этой бумажной войне все получалось прекрасно, всеработало, все было ясно и в идеальном порядке. Так должно быть, поясняливоенные. Армия – это прежде всего порядок и организованность. Армия не можетсуществовать без порядка и организованности.

Тем поразительнее, что реальная война – а несколько реальныхвойн мне видеть довелось – с точки зрения порядка и организованностиудивительно походит на охваченный пожаром бордель.

Лютик. "Полвека поэзии".

Хрустально чистая вода Ленточки переливалась через граньпорога мягкой гладкой дугой, потом шумным и вспененным каскадом рушилась междучерными как оникс камнями, ломалась на них и исчезала в белой кипени, изкоторой разливалась в обширные плесы, такие прозрачные, что виден был каждыйкамушек в разноцветной мозаике дна, каждая зеленая косичка колеблющихся впотоке водорослей.

Оба берега покрывал ковер гореца, в котором извивалисьплющи, гордо выставляющие на горлышках белые жабо. Кусты над горецамипереливались зеленым, коричневым и охрой и выглядели на фоне елей так, словноих посыпали серебряным порошком. – Да, – вздохнул Лютик. – Это прекрасно.Огромная темная форель попыталась прыгнуть через ступень водопада. Какое-томгновение она висела в воздухе, трепеща плавниками и метя хвостом, потом тяжелоупала в пену кипящей круговерти.

Темнеющее на юге небо перечеркнула разлапистая молния, эходалекого грома прокатилось по стене леса. Гнедая кобыла ведьмака заплясала,мотнула головой, ощерилась, пытаясь выплюнуть удила. Геральт сильно натянулповодья, кобыла, танцуя, попятилась, звеня подковами по камням.

– Тпру! Тпррру! Видал, Лютик? Чертова балерина! Нет,при первой же оказии освобожусь от этой скотины! Провалиться мне, обменяю хотьна осла!

– И как думаешь, скоро выпадет такой случай? – Поэтпочесал горящую от комариных укусов шею. – Правда, дикий ландшафт этой долиныдает нам ни с чем не сравнимое эстетическое наслаждение, но для разнообразия яохотно заглянул бы в какой-нибудь не столь эстетичный трактир. Скоро неделя,как мы услаждаемся романтической природой, пейзажами и далекими горизонтами.Что-то я затосковал по закрытым помещениям. Особенно таким, в которых подаютгорячую пищу и холодное пиво.

– Придется потосковать еще некоторое время, –повернулся в седле ведьмак. – Возможно, твои страдания смягчит сознание того,что я тоже малость тоскую по цивилизации. Ты же знаешь, я торчал в Брокилонеровно тридцать шесть дней. И ночей, во время которых романтически услаждающая природаподмораживала мне зад, ползала по спине и оседала росой на носу... Тпррру!Зараза! Ты перестанешь наконец прыгать, треклятая кобылятина?

– Слепни ее кусают. Эти гадины сделались злыми икровожадными, как всегда перед бурей. На юге громыхает и сверкает все чаще.

– Я заметил. – Ведьмак взглянул на небо, сдерживаярасплясавшуюся лошадь. – Да и ветер изменился. Морем отдает. Смена погоды, неиначе. Ну, поехали. Подгони своего сонного мерина.

– Моего жеребца зовут Пегас.

– Само собой! Знаешь, что? Мою эльфью кобылу тоже надобы как-то назвать. Хммм...

– Может, Плотвичка? – съехидничал трубадур.

– Плотва? – согласился ведьмак. – А что, звучит.

– Геральт?

– Слушаю.

– У тебя в жизни была хоть одна лошадина, которую неназывали бы Плотва?

– Нет, – ответил ведьмак после недолгого раздумья. – Небыло. Подгони своего кастрированного жеребца. Лютик. Путь дальний.

– И верно, – буркнул поэт. – Нильфгаард... Как думаешь,сколько верст?

– Много.

– До зимы доберемся?

– Сначала до Вердэна. Там обсудим.., некоторыепроблемы.

– Какие? Думаешь отделаться от меня? Как бы не так! Ябуду тебя сопровождать! Так я решил.

– Посмотрим. Я же сказал, сначала надо добраться доВердэна.

– А далеко еще? Ты эти места знаешь?

– Знаю. Мы у порогов Кеанн Трайса, перед нами место,которое называется Седьмая Верста. А вон те горки за рекой – Совиные Холмы.

– А мы едем на юг, вниз по течению? Ленточка впадает вЯругу где-то в районе крепости Бодрог...

– Мы поедем на юг, но по тому берегу. Ленточкасворачивает к западу, мы поедем лесами. Я хочу добраться до места, котороеназывается Дришот, то есть Треугольник. Там сходятся границы Вердэна, Бругге иБрокилона.

– А оттуда?

– К Яруге. И к устью. В Цинтру.

– А потом?

– А потом видно будет. Если это вообще возможно,заставь своего Пегаса идти хоть немного быстрее.

***

Ливень настиг их на переправе, на самой середине реки.Сначала поднялся сильный ветер, прямо-таки ураганными порывами вороша волосы иплащи, сеча лица листьями и веточками, сорванными с прибрежных деревьев и кустов.Криками и ударами пяток они подгоняли лошадей и, вспенивая воду, двигались кберегу. Когда ветер неожиданно утих, они увидели движущуюся на них стену дождя.Поверхность Ленточки побелела и закипела, словно кто-то с неба кидал в рекумиллиарды свинцовых шариков.