«…ещё 28 минут» - Хачатур Исмаилов

зная, что и делать, а мама, видя опасность, грозящую её четверым детям, достала из сумки зелёную обшарпанную школьную тетрадь в двенадцать листов, полностью исписанную адресами людей, которые когда-то бывали у нас в гостях. Она открыла её и нашла адреса тех, кого в холодный зимний вечер папа привёл к нам домой. И мы поехали в их городок. Они жили в частном доме, недалеко от Еревана.

Был поздний вечер, когда в незнакомом городке мы нашли дом, в котором жили наши друзья – армяне, но зайти не посмели. Бабушка с мамой попросили дядю Хачика привести их сюда ночью, а если ничего не получится, то просто отвезти в ближайшее отделение милиции, где они сдались бы ментам, и будь что будет.

– Мы не хотим стать причиной ещё и твоих бед, Хачик-джан, сказала тогда моя бабушка, упокой Всевышний её душу. Но к нашему счастью, когда поздно ночью мы постучали в дверь наших армянских друзей, они отрыли не задумываясь. Точнее, дверь открыла женщина. К тому времени и она овдовела – тот замечательный мужик, владелец «Волги» ГАЗ-21, умер, упокой Всевышний его душу. Все наши опасения исчезли тогда, когда тётя Карине пустила нас к себе в дом – она, живущая одна с тремя детьми. Старший сын к тому времени учился в московском вузе. И та женщина, которую когда-то спас мой отец, приняла нас! Мы жили у неё две недели – до тех пор, пока она не подготовила наш отъезд в Тбилиси, снабдив документами всю семью. Она, тётя Карине, будучи всего лишь учительницей химии, смогла разработать план нашего отъезда в Тбилиси: моего, моих сестёр Наргиз, Гузель, Софии, моей мамы и бабушки. Все-е-ех! Она всегда называла меня по настоящему имени, как в свидетельстве о рождении написано – Хосров, хотя с детства все меня называли исключительно Гасаном!

Он пристально глядел на Карине, та плакала молча. И у Гасана текли слёзы по мужественному лицу. Только Артак смотрел на него с меняющимся выражением лица – на нём были восхищение и тревога, радость и печаль – всё вместе.

– Хосров, ты ли это? – он захотел подняться, но, оглядевшись по сторонам, так и не сдвинулся с места.

Гасан же встал и пошёл к двери. В соседнем коровнике тихо спал Чёрный Салман. Командир вернулся туда, где мирно почивали члены его отряда.

Он обнял маму Артака и прошептал:

– Не бойся, матушка, пока я жив, ни один волос не упадёт ни с твоей головы, ни с головы твоего сына и моего брата. Я сын Юсуфа, и мы, Мамедовы добром отвечаем на добро – всегда. И то, что вы не побоялись ничего и спасли нас тогда, означает лишь одно: я спасу вас сегодня.

Мама связанными руками попыталась погладить голову Гасана.

– Хосров, родной, как ты вырос, как сильно тебя изменила война, сынок! Помню тебя кудрявым парнишкой. Не рискуй ты так, а то убьёт тебя этот турок Салман, да и бойцы не простят. Ты герой, командир отряда. Мы граждане России, и у сына много друзей в Москве, в Парламенте. Подумай хорошенько, может, лучше нам остаться в твоём отряде, пока ты нас не поменяешь на своих? И тогда все будут при своих. Ты только живи, сынок…

Гасан понимал, что она права. Но понимал он и то, что пленных у него могут забрать. Ведь данная вылазка в тыл врага, захват заложников, не была согласована с руководством. Это была чисто его диверсия с одной целью – добиться освобождения пленных. Да, их бы он сумел отпустить, если бы с обменом на своих всё получилось. Ну а если армяне не согласятся, то их передадут Чёрному Салману, и нетрудно догадаться, что с ними тогда будет. Нет, надо что-то придумать…

– Я спасу вас. Правда, пока не знаю как.

Он повернулся к Артаку:

– Помнишь меня, брат? Помнишь, как мы ночью поднимались на крышу вашего дома и смотрели вместе на звёзды?

– Конечно, помню, Хосров, это невозможно забыть!

– Твой брат спасёт тебя, так и знай.

– Мы вместе подумаем, брат, – взволнованно сказал Артак. – Я хочу поддержать маму: раз это опасно для тебя, давай мы с тобой разыграем спектакль, используя всю нашу хитрость, чтобы и нас не убили, и ты не потерял честь офицера перед однополчанами. Мы понимаем, как это для тебя важно.

Едва Артак успел закончить фразу, как дверь в коровник открылась, и из-за неё выглянула грозная физиономия Чёрного Салмана. Зайдя, он начал что-то говорить на турецком Гасану. Суть его предложения, как поняла Карине, была в том, чтобы избавиться от полицейской «Короллы» и пересечь линию фронта, не дожидаясь ночи, на джипе.

– Пришли данные: караул сменится через полчаса, и на блокпосту будет наш человек. Так что легко проскочим, – продолжил Салман.

– Но и «Сузуки» везти нельзя, тогда подставим нашего человека, неужели ты этого не понимаешь, Салман? Удивляюсь я тебе, – возразил Гасан. Они говорили на чистейшем турецком языке.

– Да, Гасан, я как-то про это не подумал, – хитро прищурился Салман.

«Ага, не подумал ты… – мысленно размышлял Гасан. – Ты, мерзкая скотина, только и мечтаешь о том, как бы меня подставить. Думаешь, не замечаю, как часто ты пытаешься подтолкнуть меня к заведомо ошибочным решениям, дабы выяснить, что у меня на уме, и не я ли армянский шпик в нашей роте?»

– Почему команду получил не я, Салман? Я верю тебе, мы с тобой братья навек, но командир отряда я, спецоперация моя, ответственность на мне полностью. Если нас раскроют, ты же понимаешь, что командование полностью откажется от меня. Если мы все сделаем, и немножко не так все пойдет, то опять я крайний буду. Пойми ты это, брат! Я не могу выводить отсюда свой отряд и пленных, не будучи уверенным, что не попаду под миномётный обстрел со стороны армянских позиций.

– Но я же говорю, прямо сейчас на посту стоит наш человек, по кличке «Киндза», завербованный моим человеком в Турции. Он никогда меня не подводил.

– Почему же ты скрываешь его от своего брата, Салман? Неужто так и не поверил в меня?

– Не грузись, брат Гасан, и не думай обо мне плохо. Наступит время, и я сведу тебя с ним. Я многое видел за свою жизнь и многое перепробовал. Ты – мой брат, и я вижу, как ты предан нашему делу и борьбе с гяурами[38], но меня через пару месяцев перекинут на другой фронт и мои полномочия полностью передадут тебе. Многие, гораздо менее преданные и