Пламенные эвкалипты - Элизабет Хэран

ее здесь не было, и в тревоге бросились к постели посмотреть на Эбенезера Мэйсона. Девица плакала навзрыд, и Эбби поняла, что это ее пронзительные стенания она, должно быть, только что слышала.

— Что сделал со мной этот гнусный негодяй? — потребовала ответа Эбби со слезами на лице.

Служанка постарше повернулась к ней.

— А ты что сделала с хозяином? — с укором спросила она.

— Что я сделала? — изумилась Эбби, недоумевая, отчего они ни капельки ей не сочувствуют, а сама подумала: «Неужто это и правда страшный сон?» — Он… позвал меня… для разговора, — проговорила она запинаясь. — Я как знала, не надо было ехать. Знала ведь. Он напоил меня вином. Это… последнее, что я помню.

— Ты убила своего мужа! — вскричала девица и выбежала из спальни, рыдая без удержу.

— Мужа? Он… мне никакой не муж, — в ужасе воспротивилась Эбби. — И что это значит — я убила его?

— Ну да, не муж! — вскрикнула старая служанка. — Ты же вчера и вышла за него! — Она схватила Эбби за левую руку и указала на блестящее колечко на ее среднем пальце. — Еще давеча вечером хозяин был жив и здоров, а теперь вот… мертвый — выходит, ты его и убила.

Мгновение Эбби смотрела на нее в полном недоумении, не веря своим ушам. «Не может быть!» — подумала она. И бросилась к постели, чтобы взглянуть на Эбенезера поближе. Тот, казалось, спал.

— Он жив, я докажу! — воскликнула она, теребя его за плечо. — Очнитесь же! — велела она.

— Ты и так дел понаделала, — гневно бросила служанка, отстраняя ее. — Не прикасайся к хозяину!

— Он… жив! — в ужасе повторяла Эбби, не веря в происходящее. — Он… не мог умереть.

— Еще как мог, ведь ты же убила его, — со злостью ткнула ее пальцем в грудь служанка.

Эбби снова воззрилась на нее в недоумении.

— Ну уж нет! — сказала она. — Я даже не знала, что он лежал рядом, пока не открыла глаза.

— Давай одевайся и немедля вон отсюда! — грубо бросила служанка и развернулась к двери.

— Но… я ничего такого не сделала, — оправдывалась Эбби. — Я не представляю, что здесь произошло, и я никому не желаю зла. Даже ему. Уж поверьте.

Служанка, маленькая толстушка, приблизилась к Эбби, грозя ей перед носом пальцем.

— Ты уберешься отсюда сейчас же, не то, видит Бог, пожалеешь!

— Отлично! — дрожащим голосом сказала Эбби. — Только…

— Выметайся сей же час! — возопила служанка так, что Эбби отпрянула, едва устояв на ногах.

Служанка вышла из спальни, и Эбби, услыхав, как она кликнула дворецкого, стала спешно одеваться, поглядывая краем глаза, не очнулся ли Эбенезер. К тому времени, когда Уинстон со служанкой поднялись в спальню, Эбби уже натягивала башмаки. Она сидела на стуле у самой двери, так что они, не заметив ее, направились прямиком к постели.

Уинстон, пощупав у Эбенезера пульс, объявил, что хозяин натурально умер, притом, вероятно, несколько часов назад. От таких слов Эбби бросило в дрожь. При мысли о том, что она пролежала не один час бок о бок с мертвецом, у нее по коже пробежали мурашки и холодом прошибло до костей.

— Эта девка, на которой женился хозяин… и лишила его жизни, — вскричала убитая горем служанка, кидаясь к бездыханному телу Эбенезера.

Эбби хотела было снова возразить, но ледяная холодность Уинстона испугала ее. Когда в комнату вернулась, все еще рыдая, горничная, Эбби, воспользовавшись, что все внимание переключилось на нее, опрометью бросилась за дверь. И уже у лестницы расслышала, как Уинстон сказал, что надо звать полицию. Эбби в тревоге пустилась вниз по ступенькам, не чуя под собой ног. Она отказывалась верить, что ее обвиняют в смерти Эбенезера Мэйсона, но и не могла вспомнить, что было после того, как она осталась в столовой с ним вдвоем. Совсем ничего.

К счастью, ключ оказался в парадной двери, и Эбби удалось выскользнуть из дома. Очутившись снаружи, она со всех ног кинулась вниз по парадной лестнице и дальше — по подъездной дорожке. Она все еще чувствовала слабость и дрожь в теле, но тем не менее была исполнена решимости бежать куда глаза глядят. На ходу она то и дело оглядывалась через плечо на окна второго этажа, благодаря Бога, что они были закрыты ставнями от зноя, поэтому ее никто не видел. Девушка даже не представляла, который теперь час. Впрочем, было не очень жарко, из чего она заключила, что сейчас еще утро. И все же, добежав до каретного сарая, Эбби была вся в испарине, к тому же он не знала, как далеко сможет уйти: ведь Уилсон наверняка пустится за нею в погоню.

Эбби остановилась у конюшен перевести дух. В это мгновение двери ближайшей из них распахнулись. Алфи, собиравшийся вывести лошадь из конюшни, сперва не заметил девушку. За спиной у него стояли два экипажа: один большой, как карета, а другой поменьше — тот самый, на котором обыкновенно разъезжал Эбенезер. По обе стороны от него располагались стойла. Тут Алфи глянул в ее сторону и обомлел.

— Что вы здесь делаете, мисс Скоттсдейл? — В его взгляде угадывалось подозрение.

У Эбби к горлу подступил комок, она с трудом сглотнула и постаралась взять себя в руки.

— Вы же… сами сказали, что отвезете меня обратно в Берру… Ну вот, я готова, — затаив дыхание, проговорила она.

Алфи взглянул сперва на нее, потом перевел взгляд в сторону дома.

— Я вот собрался выгулять хозяйскую лошадь, но… как скажете. Мне нужно только прежде сходить в дом и предупредить их там, — прибавил он.

— Зачем? — слишком торопливо выпалила Эбби.

Алфи нахмурился, насторожившись.

— Мистер Мэйсон… еще спит… он не любит, когда его будят, — объяснила Эбби.

— Спит? — переспросил Алфи, явно сбитый с толку. — На хозяина это не похоже. Обычно он встает с петухами.

Только не сегодня, подумала Эбби, едва сдерживаясь от страха и лихорадочно придумывая, что бы еще такое сказать.

— Он… давеча малость перебрал, в общем, хватил лишку, больше обычного, как видно. Да и я с ним за компанию. Так-то вот… мне даже пришлось ночевать… в комнате для гостей.

Алфи не сводил с нее глаз и молчал. Эбби догадывалась — он обдумывает ее слова, потому что, похоже, сомневается, и от этого ее напряжение возросло. Тем более что ей было невдомек, знает ли он, что собирался сделать с нею его хозяин.

— Я подожду здесь, если угодно, а вы уж ступайте, будите мистера Мэйсона, сказала она, прикинувшись, что ей все равно. — Вот только, думаю, он не очень-то вам обрадуется, особенно если встанет