Сияние слез - Юлия Ляпина

– Ну да! – почесал в затылке удивленный владелец, – каждый год приезжал по делам и у меня жил, говорил, что в графском доме душно ему.

– Спасибо! Думаю, эти покои мне точно подойдут! – расцвела я улыбкой.

Хозяин пансиона повел нас на второй этаж в отдельное маленькое крыло. В самом конце, за помпезными дверями с золочеными коронами он распахнул простую дубовую дверь. Я вошла и едва не заплакала – в комнате все еще пахло фиалками и померанцем – любимыми ароматами графа. Тяжелое кресло как и в замке стояло у камина, а на подоконнике валялась забытая перчатка.

Я отправила мужчин договариваться об оплате и вела прислать мою горничную, а сама обошла весь номер: гостиная, она же столовая и кабинет, две спальни, и каморка для камердинера или горничной. Скромный номер для семейных дворян или путешествующей парочки. Останется снять пару комнат для слуг и охранников и можно жить.

Когда примчалась горничная, я велела ей разложить вещи, заказать обед и приготовить к вечеру прогулочное платье, а сама вышла в графский парк. Не смотря на позднюю осень, здесь было удивительно хорошо. Потемневшая листва еще мягко качалась на деревьях, на клумбах белели поздние астры, трава уже скинула изящный узор утреннего инея и бодро зеленела сквозь опавшие листья.

В парке было полно публики. Место оказалось популярным. Гуляли дамы в изящных накидках с капюшонами, скроенными по последней моде. Мужчины ходили в теплых плащах и вычурных шляпах. Самые записные модники демонстрировали приталенные дублеты, и отороченные мехом хуки, не обращая внимания на холодный ветер, пощипывающий стройные ноги в чулках.

На большой центральной площадке румяные нянюшки выгуливали детей. Тут же стояли лотошники с пирогами и орехами, но под строгим взором стражника вели себя тихо, не шумели и не навязывали свой товар. Я с удовольствием купила бумажный фунтик с орешками, потом кружку горячего медового сбитня и неторопливо пила его, любуясь гуляющими. Северин-Этуш мне нравился, хотя некоторые выверты городской моды смешили. Но стоило о них знать, чтобы не попасть впросак при выборе новых платьев.

Когда ноги в кожаных сапожках начали подмерзать, я поспешила вернуться в пансион. Хозяин уже руководил подачей обеда. Большая часть гостей предпочитала обедать внизу, в столовой. Два больших окна застекленных мелкими кусочками настоящего прозрачного стекла выходили на озеро, вызывая у приезжих желание насладится за трапезой красивым видом.

Сэр Джерис уже занял для меня малюсенький столик в углу возле окна. И вид прекрасный и никто не подсядет. Хозяин лично принес наш заказ и покачал головой:

– Ах, леди, вы будто за графом ходите, он тоже всегда этот столик выбирал, и чесночную похлебку заказывал.

Я только сдержано улыбнулась. Воспоминания о графе причиняли боль. Сэр Джерис совсем недавно узнавший о том, что граф был моим опекуном, подозрительно посмотрел в мою сторону, но мои глаза остались сухими. Я свое отплакала, пора жить дальше. Чесночная похлебка с пряным хлебом, кролик с овощами тушеный в кислом вине, булочки с повидлом и крепкий чай – просто, сытно и вкусно.

После обеда я попросила охранника проводить меня к модистке. К его чести надо сказать сэр Джерис не позволил себе гримас, но посоветовал выбрать заведение в стороне от центральных улиц. Мы побродили по городу и выбрали ателье. Мне невероятно понравился крой блио, которое висело у двери, намекая на пошив женской одежды.

На звонок колокольчика вышла крепкая румяная пышка в строгом чепце, выслушала пожелания и предложила ткани. У меня глаза разбежались – оказывается, в этом году в моде были оттенки фиолетового и все лиловые ткани скупались центральными мастерскими. Так что на прилавке свободно разлеглась целая радуга, но без фиолетовой полосы!

Я с восторгом выбрала свои любимые зеленые и алые цвета, заодно придумав, как сшить себе платье модного оттенка. На плотную алую шерсть накинули дымку из тончайшего синего газа. В результате платье переливалось оттенками благородного пурпурного цвета, вызывая зависть у местных красавиц.

Пошив нового гардероба, обуви, теплых плащей и накидок занял две недели. Я понемногу обходила адреса, предложенные госпожой Шиарой, знакомилась с людьми, побывала на нескольких тихих вечерах с картами и горячим шоколадом. Моя любезная экономка не учла одно обстоятельство – все ее знакомые были людьми в почтенных летах, так что все развлечения были тихими и зачастую домашними, а мне после деревенской тишины хотелось праздника.

Когда модистка закончила первое модное платье, я решила выйти в театр. Посещение представления не на рыночной площади, а в здании было новинкой. Поговаривали, что его устроил разорившийся барон, спустивший в столице все деньги на кокоток и пиры.

Поскольку я не знала, что принято надевать в театр и делать там, то сначала купила билет сэру Джерису. Он побывал на представлении, узнал все подробности и сказал, что незамужним девицам разрешается посещать представления в среду и пятницу, когда дают скромные и поучительные мелодрамы либо истории из сельской жизни с изобилием пастушков и пастушек. Пастораль меня не интересовала, поучительные истории тоже, а вот посмотреть мелодраму я бы не отказалась.

Вечером, в сопровождении сэра Джериса и горничной я отправилась в театр. Благородным леди полагалось смотреть представление сидя в балкончиках, нависающих над залом. Я оценила предусмотрительность телохранителя, который настоял приехать в театр в коляске и взять с собой Марита. Его разбойных вид отпугивал карманников и просто наглых воришек, которые сновали у входя в театр.

Вся площадь перед зданием была запружена колясками, портшезами и просто зеваками. Горели факелы, опасно раскачивались масляные фонари, прикрепленные к оглоблям, свистели кнуты, слышалась ругань кучеров и визг дам. Театр оказался на диво популярным действом!

Когда утомленная и слегка помятая я все же попала внутрь, то была просто очарована! Огромное количество свечей горело на подсвечниках вдоль стен и на потолке. Всюду была резьба и позолота, сверкающие украшения зрителей и много-много фиолетового цвета! Камзолы, блио, плащи и накидки, головные покрывала и ленты в косах – все мерцало, переливалось и горело оттенками лилового.

Мое платье на фоне прочих выглядело скромно, зато на шее красовалось жемчужное ожерелье, а две тонкие косички, удерживающие остальную массу волос, вместо лент оплетали жемчужные нити.

Сэр Джерис в нарядном черном камзоле, расшитом черными же шнурами проводил меня к нашему балкончику. Мне полагалось сидеть, а охране и горничной стоять. Кроме того, рядом со мной положили опахало, флакон с нюхательной солью и носовой платок – утирать слезы во время чувствительных моментов. Я мысленно похихикала, но заметила, что такой же «набор» маменьки выкладывают каждой незамужней девице.

Постепенно шум в зале стихал, свечи гасли, и вскоре началось представление. Давали чувствительную драму «Орестия и Паллад». В начале истории девица картинно ломая руки, вещала, что любит без памяти бедного юношу, но родители велят ей выйти замуж за богатого торговца, способного наполнить дом хлебом и сладостями. Целый час любящие рыдали по этому поводу, и наконец Паллад принял решение уехать за море, чтобы обогатиться. Орестия помахала ему платочком вслед, и верная воле родителей вышла замуж за торговца. На этом месте случился перерыв. К этому моменту я уже вовсю обмахивалась опахалом на резной ручке и периодически подносила к носу нюхательные соли, чтобы не смеяться на весь зал.