Гражданские войны в Риме. Побежденные - Юлий Циркин

Вероятнее всего, первым законопроектом Друза был аграрный. Он был принят народным собранием и, став законом, предусматривал разделение еще не разделенных земель в Италии между неимущими гражданами. Сам Друз говорил, что после него останутся неразделенными только небо и грязь. По латыни это звучит почти как каламбур: aut caelum aut саеnиt. В первую очередь это подразумевало распределение части плодородной Кампании, так называемого ager Campanus, но им не ограничивалось. В распределение должны были быть пущены и другие земли Италии, в частности в Бруттии, на самом юге полуострова. Для конкретного проведения этой меры в жизнь создавались две комиссии (может быть, для разных областей Италии), и в каждую из них входил сам Друз. Было предусмотрено также создание в Италии и на Сицилии ряда колоний римских граждан. В 122 г. до н. э. Друз старший предложил вывести 12 колоний в Италии, и это предложение было принято, но не осуществлено. Закон Друза младшего, вероятно, возвращал закон отца. Народ с восторгом принял это предложение, но италики испугались, ибо в результате выведения колоний они лишались части своих земель. Особенно взволновались землевладельцы Этрурии и Умбрии, где уже относительно широко развилась система конкурентоспособных и прибыльных вилл, владельцы которых совершенно не желали уступать их римским беднякам. Кое-кто из них даже замыслил убить ненавистного Друза.

Другим законом Друза стал хлебный. Первоначально он не входил в программу Друза, но трибун скоро понял, что без поддержки городского плебса провести свои мероприятия он не сможет. Как бы крестьяне ни поддерживали трибуна, они были сравнительно далеко и не всегда могли прибыть в Рим, особенно во время полевых работ. А городская толпа всегда была под рукой, и ее голоса во многом решали судьбу и законопроектов, и их авторов. Содержание хлебного закона точно не известно. Десять лет назад Сатурнин провел такой же закон, который, как уже говорилось, снизил цену на хлеб до почти символической цифры. Разгром Сатурнина, возможно, привел к отмене его закона, и Друз, который с оружием в руках сражался против Сатурнина, теперь восстанавливал его закон. Но не исключено (хотя и маловероятно), что закон Друза шел дальше, отменяя (хотя бы на какое-то время) плату за хлеб вовсе. Бесплатную раздачу хлеба позже использовали некоторые политические деятели, стремясь привлечь к себе городских бедняков.

Может быть, для пользы бедняков, включая крестьян, а может быть, для лучшего финансирования своих реформ Друз предложил законно фальсифицировать монету, разрешив прибавить к серебру 12 % меди, что увеличивало количество денег, находящихся в обращении. Это предложение было выгодно и некоторым сенаторам, в то время в большой степени обремененных долгами. Неизвестно, было ли оно принято, но оно шло в русле всей его политики, направленной на удовлетворение желаний как можно большего числа римлян из самых разных кругов общества.

И наконец, Друз перешел к тому закону, который он сам считал главным, предложив ввести в сенат 300 всадников, т. е. столько же, сколько было к этому времени сенаторов, и передать обновлен ному сенату суды, в том числе комиссию о вымогательствах, дабы честные люди не боялись впредь стать жертвами несправедливых преследований. Законопроект этот также прошел и стал законом.

Принятие законов Друза (или одного закона, который объединил все его предложения, как это считают некоторые исследователи) сопровождалось упорной борьбой. Друз вызвал в Рим своих сторонников не только из числа граждан, но и латинов, которым обещал в недалеком будущем гражданство. Он шел напролом, не обращая внимания ни на плохие предзнаменования, которыми его пугали, ни на реальное сопротивление врагов его преобразований. Против предложений Друза выступил один из преторов, но трибун просто сдавил ему шею, пообещав задушить. Цепиона, тоже претора, он угрожал сбросить с Тарпейской скалы, с которой сбрасывали осужденных на смерть преступников. Консула Филиппа сторонники Друза избили. Даже некоторые его сторонники испугались чрезмерной энергии трибуна и обстановки, напоминавшей времена Гракхов и Сатурнина. «Куда ты идешь, Друз?!» — в отчаянии спросил его один из приверженцев. Но Друз упорно шел к своей цели и добился, что его законопроекты стали законами. Но это было только началом борьбы.

Как это часто бывает, попытка примирить всех и согласовать все интересы привела к всеобщему недовольству. Всадники были возмущены новым законом. Их было во много раз больше, чем сенаторов, и отбор из их числа всего 300 человек оставлял за бортом огромную массу всадников. А лишались они при этом самого важного: возможности через суды влиять на политику и на конкретных деятелей ради достижения своих, часто корыстных, целей. К тому же не были установлены механизм отбора и критерий, по которому тот должен был осуществляться. Лишение влияния на суды беспокоило многих всадников и лично, ибо они боялись, что обновленные суды смогут заняться расследованием их темных дел. Возглавил всадников бывший друг, а ныне смертельный враг Друза Квинт Сервилий Цепион, бывший в этом году претором. Упорное сопротивление встретил Друз и там, где он ожидал его меньше всего, — в сенате. Хотя существовала довольно влиятельная группа сенаторов во главе со Скавром, которая активно поддерживала Друза, большинство их коллег выступило против него. Эти сенаторы опасались, что увеличение численности сената вдвое за счет всадников приведет к утере старой сенаторской знатью ее ведущей роли в политической жизни Римской республики. Лидером этого сенаторского большинства стал консул этого года Люций Марций Филипп. Всего год назад Цепион пытался привлечь Филиппа к суду, но на его защиту выступил Друз. Теперь же Цепион и Филипп объединились против Друза.

Поскольку расстановка сил в сенате еще не была ясна, Филипп решил действовать вне этого учреждения. На народном собрании он не только решительно выступил против Друза и его законов, но и в запальчивости заявил, что с этим сенатом он управлять республикой не сможет и что для блага государства необходим новый совет. Как и Друз, оптимат Филипп в увлечении борьбой действовал совершенно в духе популяров, позволив себе даже столь антисенатское выступление, на какое решались далеко не все популяры. Возможно, Филипп подразумевал тот сенат, который будет расширен вдвое за счет всадников, но выходило, что консул вообще противопоставляет себя сенату. Друз сразу же решил воспользоваться этим выступлением и призвал сенат собраться на экстренное заседание, которое состоялось в сентябрьские иды 663 г. от основания Рима, т. е. 13 сентября 91 г. до н. э. Его открыл своей речью Друз, жалуясь на Филиппа и обвиняя его в оскорблении сената. Вслед за ним с заранее подготовленной речью выступил

Красе, жестоко нападая на консула. Филипп попытался прервать оратора, угрожая ему штрафом за оскорбление консула, но тот продолжал говорить. Сенат, увлеченный горячим красноречием Красса, единогласно принял решение, что «римский народ не должен сомневаться в том, что сенат всегда неизменно предан заботе о благе республики». Косвенно это был ответ на заявление Филиппа в народном собрании, но большего ни Красе, ни Друз добиться не смогли. Более того, во время речи Красе почувствовал себя плохо, а на седьмой день умер.

Смерть Красса была тяжелой потерей для Друза. Ушел не только очень авторитетный и красноречивый сторонник, но и один из вдохновителей всего предприятия народного трибуна, возможно даже его фактический инициатор. Это сразу же изменило ситуацию, и прежде всего в сенате. Этим изменением тотчас решил воспользоваться Филипп. Он был не только консулом, но и авгуром, жрецом, который толковал различные знамения и предзнаменования. Созвав сенат, Филипп выступил в обоих своих качествах. Как консул он заявил, что законы Друза приняты вопреки существующему закону о запрещении объединять разнородные предложения и давать двадцати четырёхдневный промежуток для их обсуждения, а как авгур — что они приняты при неблагоприятных знамениях и, следовательно, боги против них и накажут Рим за их принятие вопреки божественной воле. И сенат огромным большинством принял решение отменить законы Друза. Это было для трибуна тяжелейшим ударом.