Радиевые девушки. Скандальное дело работниц фабрик, получивших дозу радиации от новомодной светящейся краски  - Кейт Мур

Мерси Рид славилась своей манерой проводить инструктаж: «она с лопатки ела светящийся материал, чтобы дать понять девушкам, что он безвреден», слизывая его прямо у них на глазах. Шарлотта Невинс вспоминала: «Когда я работала на заводе, расписывая циферблаты, мне все время говорили, что радий ни за что не причинит мне вреда. Они даже призывали нас рисовать кольца на пальцах, а также раскрашивать пуговицы на одежде и пряжки ремней».

Девушки делали все в точности, как им говорили. Они были «довольными и веселыми» и частенько разрисовывали себе одежду. Многие брали краску домой; одна женщина даже раскрасила ею стены, чтобы сделать интерьер более эффектным. Казалось, в Radium Dial о перерасходе материала переживали не так сильно, как в USRC: бывшие работники рассказывали, что с радием обращались совершенно беспечно, и, в отличие от студии в Орандже, где остатки порошка смахивали щеткой в конце рабочего дня, здесь «чистка была добровольной процедурой, и немногие работницы этой возможностью пользовались».

С какой стати им это делать, если они могут отправиться домой, сияя, словно ангелы? «В маленьком Иллинойсе девушкам все завидовали, когда они выходили по вечерам со своими парнями, их платья и шляпы, а иногда даже сами руки пылали яркой светящейся краской», – говорилось в газете. Одна местная девушка вспоминала: «Как же мне хотелось работать там – это была престижная работа для девушек из бедных рабочих семей». Когда красильщицы посещали аптеку, чтобы купить домашние конфеты, газировку или мороженое, то за ними оставался след из светящейся пыли. Кэтрин вспоминала: «Когда я возвращалась домой и мыла руки в ванной с выключенным светом, они сияли, как у призрака. Одежда в темном шкафу тоже мерцала. Когда я шла по улице, то полыхала от радиевой пудры». Этих женщин «шутливо прозвали призрачными девушками».

Они трудились шесть дней в неделю, используя зеленовато-белую краску вроде той, что применяли в Орандже, состоящей из тех же самых ингредиентов, и от девушек ждали, что они будут «работать, работать и только работать». У них был обеденный перерыв, однако миссис Рид ела прямо за своим столом для раскраски, и хотя некоторые девушки заскакивали домой или в ближайшие кафе, большинство предпочитали оставаться в студии, следуя примеру своей наставницы. Кэтрин вспоминала: «Мы обедали прямо за своими рабочими скамьями рядом со светящейся краской и нашими кистями; мы старались расправиться с едой как можно быстрее». В конце концов, «так мы зарабатывали больше денег».

Девушки заявили: «Мы были чрезвычайно довольны своей работой», и компания Radium Dial была довольна не меньше. Она следовала примеру своего основного клиента, часовой компании Westclox. В их пособии для сотрудников было написано: «Мы ждем от вас усердной работы, и тогда вас не обделят оплатой вашего труда… Если вы не собираетесь работать усердно и кропотливо, то вы ошиблись местом».

Для Кэтрин и Шарлотты, равно как и для Мэри, это место казалось самым что ни на есть подходящим.

Ньюарк, Нью-Джерси

– ноябрь 1922 года—

«Мисс Ирен Рудольф?»

Ирен нерешительно поднялась на ноги, услышав, как ее вызвал доктор Барри, и проковыляла в его кабинет. Проблемы у нее начались со ступней, хотя теперь они и беспокоили ее меньше всего; ей почти удавалось жить нормальной жизнью, если она делала все медленно. Ее родные, включая двоюродную сестру Кэтрин Шааб, всячески ей помогали. Теперь же настоящей проблемой для Ирен стал рот.

Она ходила в эту стоматологию с августа, хотя зубы начали беспокоить ее еще весной 1922 года. Хотя она и наблюдалась уже у нескольких стоматологов, ее состояние лишь ухудшалось, так что в мае ей пришлось уйти со своей работы на корсетной фабрике.

Теперь у нее не было постоянного дохода, а медицинские счета всё росли, и ее финансовое состояние стало плачевным. Занимаясь росписью часов, она разумно откладывала свою большую зарплату, однако теперь загадочная болезнь истощала денежные запасы.

С каждым дорогостоящим приемом Ирен надеялась на улучшение. Забравшись в стоматологическое кресло доктора Барри, она широко открыла рот, молясь в надежде услышать хорошие новости.

Уолтер Барри, опытный стоматолог 42 лет, осматривал ротовую полость Ирен с растущим замешательством. Он и его партнер, доктор Джеймс Дэвидсон, с лета проводили Ирен операции. Тем не менее, как бы они ни пробовали ее лечить – например, удалением пораженных участков челюсти и зубов, – ей, казалось, становилось только хуже. Их кабинет располагался на Броад-стрит, 516, прямо напротив публичной библиотеки Ньюарка, однако ответа не удалось найти ни в одном учебнике или медицинском журнале на полках. Болезнь была за пределами их понимания. Когда Барри осмотрел изувеченный рот Ирен во время этого последнего приема, 8 ноября 1922 года, он увидел, что инфекция еще больше распространилась, окрасив воспаленные десны нездоровым желтоватым оттенком.

У Джеймса Дэвидсона был опыт в лечении «фосфорных челюстей», и вместе с Барри они теперь не сомневались, что именно в этом и заключалась проблема Ирен. «Я сразу же стал расспрашивать [Ирен] по поводу [ее] работы, – вспоминал Барри. – Я хотел узнать, не содержал ли использовавшийся ею материал фосфор».

Сам того не ведая, он шел по стопам доктора Кнефа, лечившего Молли Маггию, – однако два этих расследования между собой не пересеклись, да и у Кнефа не было возможности поделиться своим открытием о том, что, чем больше он удалял пораженную кость, тем все быстрее и быстрее разрушалась челюсть Молли. Теперь та же участь постигла и Ирен.

Барри сказал своей пациентке, что, как ему кажется, она страдает от «некой производственной болезни». Тем не менее, как позже заметила Кэтрин Шааб, «про радий никто даже не заикнулся».

Радий считался настоящим медицинским чудом, и люди даже не думали в нем сомневаться.

Таким образом, хотя и возникли некоторые предположения, что виновником болезни Ирен стала светящаяся краска, главным подозреваемым все-таки оставался фосфор.

В декабре состояние Ирен ухудшилось, и ее положили в больницу. Она была до ужаса бледной, у нее диагностировали анемию. Именно в этой больнице она и решила, что не будет просто лежать и молча страдать.

Потому что, пускай стоматолог Ирен и не пересекался с доктором Кнефом, красильщицы циферблатов активно обменивались между собой слухами. К этому времени Ирен уже слышала про смерть Молли Маггии. Сплетники говорили, что ее погубил сифилис, однако девушки, которые хорошо ее знали, не могли в это поверить. Ирен рассказала врачу, что была и другая девушка с точно такими же симптомами, которая умерла всего несколькими месяцами ранее. Семейство Маггия пыталось продолжать жить, несмотря на свою тяжелую утрату – той зимой Кинта снова забеременела, а Альбина надеялась, что вскоре тоже сможет объявить такую же чудесную новость, – однако для Ирен, чахнущей в больничной палате, смерть Молли была не в прошлом – она напрямую касалась ее ужасного настоящего.