Миссия невыполнима - Василий Головачёв

её было нельзя по оценке Флоры, но и уродиной тоже, хотя мужской тип лица наводил на мысль о трансгенном вмешательстве. Ей бы уменьшить толщину бровей, подумала девушка, и форму губ, а также добавить волос и…

Флора рассмеялась про себя, тут же привычно одёрнув: о чём ты думаешь, майор?!

– Конкуренты? – с интересом проговорил Шоллак. – Кто? В настоящий момент нашими дальразведчиками обнаружено лишь три цивилизации, да и то негуманоидные, не желающие контактировать с нами. Но все они примерно того же уровня, что и мы.

– Этот конкурент тоже базируется в будущем.

– С чего вы взяли? И это не Улей?

– Давайте мыслить логически. Вряд ли в будущем образуется лишь один мыслящий кластер постразума – Улей.

Присутствующие обменялись взглядами, пошумели, повернулись к Фарниеву.

– Мне кажется, мы слегка отклонились от темы, – сказал директор. – Идея с… новой сущностью хороша, однако требует отдельного обсуждения. Майор, вспомните подробности своих встреч с биотехнологом из две тысячи семьдесят восьмого года Терентием Дергачёвым. Пока что эта тема интересует нас больше всего.

– Биотехнолог – маскировка, – сказала Флора. – На самом деле он надзорик, специальный агент по контролю прибывающих из космоса путешественников и поселенцев. А ещё – контрразведчик из две тысячи сто пятидесятого года.

Стало тихо.

– Продолжайте, – кивнул Фарниев.

Она собралась с мыслями и начала рассказ с десанта «голема» на солнечное пятно (лимбу) и встречи с Терентием, единственным уцелевшим туристом с яхты «Синтрейл».

Рассказ длился около десяти минут. Флора опустила многие подробности и закончила доклад обещанием Улья отправить обоих, её и Терентия, в две тысячи двести второй год.

– Я не знаю, почему он не выполнил обещание, – с сожалением призналась рассказчица. – Если бы выполнил, не было бы этого допроса.

– Мы вас не допрашиваем, – возразил Фарниев.

– Однако выслали за мной целую опергруппу, – улыбнулась девушка.

– Потому что проблема, вероятно, серьёзнее, чем мы думали. Профессор ещё до нашей встречи, – Фарниев глянул на седого, – объяснил, что, по его мнению, происходит, а мы, как контрразведчики, не можем не реагировать на такие прогнозы. Правда, я человек конкретный и многого в теории времени не понимаю, но задача защиты наших людей от этого не становится проще.

– Чего вы не понимаете? – поинтересовался Лог Балин.

– Как мы вообще преодолеваем временные барьеры, – засмеялся Фарниев, – и путешествуем в прошлое, не изменяя настоящего.

– Могу объяснить, – с готовностью предложил седой.

– Не стоит, мне объясняли, но, как говорил классик, когда мы не говорим о времени, все понимают, что это такое, как только начинаем объяснять, все теряют смысл термина. Я не исключение.

– Совсем коротко.

Фарниев сдержал возражение, кинул взгляд на стол, в толще которого мигали огни бланк-сообщений, нехотя кивнул.

– Одна минута.

– Это очень просто. Смотрите.

Лог Балин поднял руку ладонью вверх, и над ней сформировался пузырь изображения.

Флора с любопытством глянула на возникший в пузыре цветной чертёжик. Горящая линия в нём со стрелкой, бегущей слева направо, была зелёной, а над линией и под ней мерцали красные колечки со стрелочками, плывущими по кругу и переходящими на зелёный лучик.

– Как вам известно, мы живём в Мультивселенной, которая каждый миг делится на бесконечное число копий, – продолжил лектор тоном коуча (ему это явно нравилось). – Кроме того, каждая копия – условно зелёная стрела – вследствие квантовых вакуумных флуктуаций порождает петли – вот эти красные колечки. Петли, а это по сути метавселенные, такие же, как наша, почти ничем не отличаются от реальности основного потока Мультиверса, но происходящее в них возвращается в гильбертовом пространстве к первоначальному состоянию, и таким образом парадоксы типа «ликвидации дедушки внуком» не возникают. Линия времени идёт дальше, а пережитое в петлях остаётся в них вмороженным вариантом навсегда.

– Очень убедительно! – иронически произнёс Шоллак. – Проще не бывает.

Фарниев озабоченно пожевал губами.

– Мне надо было заканчивать не философский фак, а физический. То есть вы хотите сказать, что наши путешествия в прошлое…

– Создают петли, не отражающиеся на основном ходе времени метавселенной.

– Совершенно верно, – сказала Флора.

Головы повернулись к ней. Брови Фарниева поднялись в «режим выжидания».

– Именно поэтому Терентий Дергачёв и выпал из реальности две тысячи семьдесят восьмого года, – добавила девушка. – Что и зафиксировали компьютеры вашего инфоцентра. Всё, что с ним произошло, и со мной тоже, осталось в петле.

Молчание нарушил интрайер Шоллак:

– Так где же сейчас ваш спутник? В какой петле?

– Не знаю, – честно призналась Флора.

Локация 8. Земля. Плесецк – Екатеринбург. 2150

Третья беседа Терентия с руководством спецслужб в его «тюремном боксе», расположенном в глубинах башни правительственных структур Екатеринбурга, состоялась на следующий день после его «добровольного» заточения. Беседа больше походила на допрос, и он уже в который раз подумал о судьбе Флоры, также наверняка вынужденной объясняться со своим начальством. Присутствовали четверо важных персон, в том числе Норм Окоёмов, Полоний Кумин, скелетообразный Винсент Рогов и директор Коскона Олбоат Фамусов, молодой, бронзоволицый, с бровями вразлёт, орлиным носом и пронзительными чёрными глазами.

Позже к четвёрке присоединилась женщина лет шестидесяти с седыми буклями и строгим лицом препода математики. Её звали Софья Перовская, она оказалась специалистом по изучению звёздных процессов и прекрасно разбиралась в М-теории.

К этому моменту Терентий пережил несколько неприятных моментов, отвечая на вопросы присутствующих, которые касались его «отсутствия в качестве свидетеля событий на Солнце в две тысячи семьдесят восьмом году». Квадратнолицый Кумин старался подвести платформу под свою идею о «работе надзорика на инопланетную разведку», поэтому его намёки были колючими и недоброжелательными. К примеру, известие о том, что в документах того периода не осталось ни следа присутствия Терентия, Кумин преподнёс как прямое доказательство «стирания информации вербовщиками майора для его дальнейшего использования».

Терентий вежливо возражал универтору (эта должность соответствовала древнему понятию дознавателя), но в конце концов обозлился и перестал сопротивляться, отчеканив всего два слова:

– Вы… неправы!

Кумин на это скривил губы, а Окоёмов, прищурясь, наконец-то улыбнулся. До этого губы начальника надзориков всё время складывались в преддверии улыбки, однако её ожидание всегда оказывалось обманчивым.

– Терпи, майор, от того, какие аргументы ты приведёшь в доказательство своей невиновности, зависит твоя судьба. Мы обсуждаем беспрецедентный случай, и ты обязан помочь.

Терентий сжал зубы.

– Я не отказываюсь! Но судьба – не вопрос случая, а результат выбора. Став сотрудником контрразведки, я сделал свой выбор и его не менял.

– Прекрасно, и всё же чем ты объяснишь отсутствие упоминания твоего имени в операции Коскона на Солнце сто лет назад? Тебя нет даже в списках туристов, погибших на