Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха - Тамара Владиславовна Петкевич

Марго получить письмо от её старшего сына? Понять, что показавшееся незнакомым лицо женщины на фотографии – она? Что её давно уже нет на свете? Даже упрямо разыскивая её, я не понимала, насколько родственна и близка она мне по Судьбе.

Тема детей, оторванных от матери, не могла не отдаться во мне бешеной болью. Лишь доверительные отношения с внуками что-то сумели во мне спасти. Я замерла от незнакомого тепла, когда мой старший внук Алёша сказал: «Ты не только бабушка, но и мой друг», а младший, Андрей, выразил это же в признании: «Только ты можешь понять меня». Я не переставала удивляться и племянникам, приложившим уйму изобретательности и выдумки к тому, чтобы отношения с мальчиками сохраняли устойчивость. Но по сию пору я так и не смогла отыскать исчерпывающего объяснения безразличию Юры, отказавшегося от меня.

Я была одна. Металась по квартире. И – кричала. Божьи силы, помогающие одолеть беды, в воспоминаниях участия не принимают.

На конверте значился только обратный адрес Гётца, номера телефона не было. Да если бы и был, немецкого языка я не знала. Но что-то, хоть что-то я должна была совершить незамедлительно, в те самые минуты. И вдруг озарило: в Германии живёт Ляля Клавсуть, человек схожей с Марго драматичной судьбы. И она знала Марго по ТЭКу. Я тут же набрала номер её телефона: «Ляля! Милая! Представьте: о себе дал знать сын Марго. Разыщите по адресу номер его телефона… Расскажите ему о ней. Расспросите его. Скажите ему: я письмо получила. Отвечу непременно». Я переворачивала чемоданы и ящики с архивами в поисках последнего письма Марго. Дети должны были увидеть её почерк, должны были прочесть этот трактат о сопротивлении Человека Злу.

Написанное карандашом, пролежавшее более полувека, письмо чудесным образом сохранилось. Я тут же отправила его Гётцу.

Прибывшие вскоре по туристической путевке из Берлина в Петербург молодые супруги, Анна и Франк, которым Гётц дал мой адрес, сообщили подробности. Мать Анны жила в Зенфтенберге и как-то раз, зайдя в местную аптеку, рассказала, что в книге, которую она читает, упоминается имя Марго Вендт. В аптеке работала жена Гётца. Так сын узнал о матери.

Недолгое время спустя пришло письмо из Швеции, от дочери Марго Инны, написанное на английском языке. Теперь я спешила набрать номер телефона Наташи Казимировской в Стокгольме: «Наташенька! Я получила письмо от дочери моего друга по лагерю – Марго, которую уйму лет безуспешно искала. Пожалуйста…» Наташа не только дозвонилась до дочери Марго. Беспримерная по отзывчивости, она поехала в Астраканг – район Стокгольма, где жила Инна. Познакомилась с ней и с её семьёй. Взяв на себя миссию переводчицы, приехала с Инной и её мужем Джимми в Петербург. Для своего сына Алекса Инна написала историю их семьи. Прибегну к выдержкам из неё, чтобы гарантировать истории Марго достоверность.

Художник Гюнтер Вендт, муж Марго, всю войну провоевал на Восточном фронте. Из России вернулся домой в 1945 году таким, что дети не узнали отца. А 7 апреля 1946 года арестовали их мать:

«В последний учебный день перед пасхальными каникулами дверь квартиры оказалась открытой. В большой комнате сидела тётя Элли с заплаканными глазами. Она рассказала, что двое пришедших мужчин обыскали квартиру и после этого забрали маму. Почему? По какой причине? Маму, которая так хорошо ко всем относилась? Маму, которую русский комендант приглашал в гости? Мы в то время ещё ничего не знали о сталинской тактике использовать дешёвую рабочую силу для Русского Севера. Оказалось, всё случилось согласно конвенции, которую поддержали великие державы… Маму приговорили к десяти годам принудительных работ как предателя советской власти и отправили на восток. Маме даже не дали с нами проститься. Она лишь передала нам пять куколок, которые слепила из хлеба и покрасила извёсткой, выцарапанной из тюремной стены…

Когда Конрад Аденауэр в 1955 году, посетив Москву, добился у Хрущёва амнистии для своих арестованных сограждан, была освобождена и Марго Вендт…»

Навестив после освобождения находившуюся в ссылке мать-немку и заработав на билет в Германию деньги, Марго уехала домой.

После ареста Марго Гюнтер Вендт остался с четырьмя детьми. Он не стал раздавать их по родственникам, как ему предлагали. В его жизни появилась другая женщина. В течение всех десяти лет, пока Марго отбывала срок неизвестно за что, эта женщина заменяла детям мать. По возвращении Марго жён у отца оказалось две. Матерей у детей – тоже две. Дети помнили родную мать. Но за эти годы успели привязаться к «другой». Как же поступила эта другая женщина?

– Она? Она собралась и уехала, – коротко ответила Инна.

– Сама?! А Марго?..

– Счастье к матери не вернулось. Ни в чём. И уже никогда.

После визита ко мне Инны и Джимми из Германии приехал Гётц с женой Вибке. Всё меня радовало в необычайно привлекательных и деликатных детях Марго. Тщательно готовясь к встрече, и одни, и другие привезли свадебные фотографии родителей, проспекты совместных выставок художников Гюнтера и Марго Вендт, фотографии Марго, окружённой детьми, много фотографий одной Марго, в том числе – после перенесённого инсульта. Привезли ксерокопии со сделанных ею на Севере эскизов и картин: маленькие дети в разных ракурсах, кувыркающиеся, висящие в пустом пространстве; зарисовки заключённой, разметавшейся во сне, лагерной проститутки, рабочих бригад на лесоповале…

Внутрисемейная драма на многие годы перекрыла для членов семьи все иные смыслы случившейся с ними катастрофы. Никто не смеет расспрашивать детей Марго, что они чувствовали при встрече с матерью после десятилетней разлуки, что испытывали при расставании с «другой». Подлинный размах бед, прострочивших судьбы родителей, души их детей, осознавался постепенно. Дети Марго, имеющие собственных взрослых сыновей и дочерей, для того ведь и приезжали из своих стран в Петербург, чтобы приблизиться к более детальному пониманию того, что пережила их мать, какой она запомнилась тем, с кем свела её жизнь на Севере.

Я была благодарна Гётцу и Вибке, когда они попросили русский вариант книги, чтобы через переводчицу, с которой они приехали, я разъяснила им всё непонятое в тексте материнского письма. В немецком переводе письмо Марго отсутствовало вообще. Полностью оно включено в первую книгу настоящего двухтомника, а здесь я позволю себе привести краткие выдержки. Марго объясняла, что помогает ей справляться с непосильно тяжёлой физической работой:

«Прочитав у Станиславского… о телесной свободе, экономии сил, об отсутствии всякого мышечного напряжения, я использовала этот совет для себя. Пример: я несу носилки с глиной… напряжены только грудные мышцы, руки только слегка ведут рычаги носилок, а ноги идут,