Последние из Валуа - Анри де Кок

Через несколько секунд она вернулась и сказала:

– Нет, она спит. Спит так крепко, как только можно. Наверное, это ветер в деревьях гуляет.

– Что ж, – весело заметила молодая графиня, – пора и нам баиньки. Поболтали – и хватит. Спокойной ночи, Луизон.

– Спокойной ночи, мадемуазель.

Крестьянка направилась к двери.

– И знаешь что, дорогая, – добавила Бланш тем же задорным тоном, – это ведь совсем не грех – думать о муже. Я вот, например, о моем думаю каждую ночь!

– Может, и не грех, – простодушно заметила Луизон, – вот только мой муж мне еще и не муж вовсе, а только возлюбленный…

– Да, это верно. Но, так как не пройдет и месяца, как он станет тебе мужем…

– То и мне можно о нем думать, да, мадемуазель?

– Полагаю, что можно – чуть-чуть.

– О, тогда этой ночью я верну ему тот поцелуй в щечку, который он прислал мне через батюшку!

Действительно ли то был порыв ветра, что прервал невинные любовные девичьи излияния? Нет. То был стон человеческий. Раздираемая любопытством – любопытством злобным, – Тофана покинула свое ложе. Проплыв, словно призрак, по коридору, она припала ухом к двери спальни Бланш и прослушала почти весь разговор молодой графини с крестьянкой. В тот самый момент, когда первая выражала свои нежные чувства к дорогому супругу, глухой гнев Великой Отравительницы вырвался наружу в виде протяжного стона.

Ей удалось вернуться в постель достаточно быстро для того, чтобы не оказаться захваченной врасплох у двери. Но если Бланш и Луизон, каждая в своей комнате, засыпали с самыми приятными воспоминаниями и надеждами, Тофана, которой вспоминалось лишь плохое, которой думалось лишь о плохом, долго не могла уснуть. Веки ее сомкнулись лишь на рассвете. И, когда она уже проваливалась в сон, последним бормотанием, сорвавшимся с ее губ наряду с именами сыновей, Марио и Паоло, было такое:

– О, как же я им отомщу!

Замок сеньора де Бомона, барона дез Адре, Тигра Грезиводана, как его называли, представлял собой любопытное жилище.

Во II главе этой истории мы в общих чертах описали, согласно Леону Гозлану, спальню барона дез Адре в замке Ла Фретт. Так как развязка рассказа возвращает нас в этот замок, позволим себе позаимствовать у знаменитого автора «Замков Франции» еще кое-какие детали.

«Как и замок коннетабля Ледигьера, – говорит Гозлан, – замок Ла Фретт заключал в своих обширных стенах, несколько раз замыкавшихся в себе самих, парк, сады, источники и все то, что в шестнадцатом веке могло скрасить суровую и монотонную жизнь феодальных сеньоров.

Что до интерьера, то это была вереница длинных комнат, высоких и холодных, соединявшихся одна с другой через небольшие двери, которые было легко пробить, дабы каждая часть замка имела, при необходимости, свое место защиты. Башни легко могли превращаться в неприступный бастион; все там было построено с целью обороны и отступления. Лестницы были крутые, узкие, извилистые и темные.

Часовня замка Ла Фретт находилась в нижней части сооружения, так что свет в нее поступал лишь через канавы. К ней вела винтовая лестница, у подножия которой открывалась дубового дерева кафедра. В оправах, также изготовленных из дуба и сработанных в духе того времени, хранились реликвии, привезенные из Крестовых походов теми из сеньоров де Бомон, которым доводилось бывать на Святой земле. В каждом уголке стен часовни было закреплено вышитое женщинами знамя с семейным гербом, – эти стяги покидали свое место лишь по особо торжественным случаям. Яркие витражи, доставляемые, как правило, из Швейцарии, придавали более веселый вид этим предметам строго и простого культа. Шпага хозяина замка, когда он не был на войне, лежала у самого алтаря, способствуя эффективности молитв, произносимых каждый день в этом святом месте, и приобретая через этот благословенный контакт несокрушимую силу. Поднявшись по этой лестнице, выдолбленной прямо в фундаменте замка, вы оказывались на первом этаже, в оружейной комнате, где хранилась мрачная коллекция всех шлемов, кирас и палиц, когда-либо принадлежавших сеньорам де Бомонам. Доспехи следовали одни за другими в хронологическом порядке; то была история времени, полагаемая нетленной под этой ее формой. Донжон, или главная башня замка дез Адре, имел пять этажей, на которые можно было попасть еще и по внешним винтовым лестницам, защищенным небольшими башенками.

На втором этаже донжона находились комнаты прислуги, арсенал и помещения охраны, и так как было крайне важно, на случай осады, обезопасить его от попадания снарядов, окна наличествовали там в крайне небольшом количестве, причем столь узкие, что свет через них едва пробивался. В силу необходимости этот второй этаж донжона всегда пребывал в затемненном состоянии. Гораздо более проветренные, гораздо более светлые, третий и четвертый этажи предлагали комнаты, чуть менее неудобные. Зал, где собиралась семья – если таковая у сеньора имелась, – являлся самым большим (после оружейной комнаты) во всем замке. Это был так называемый хозяйственный зал. Единственным украшением в нем служил камин, занимавший всю заднюю часть комнаты, за исключением того уголка, где вырисовывалась небольшая дверца, скрытая толстой зеленой или фиолетовой саржевой гардиной, на которой был изображен некий мифологический сюжет, нарисованный лучшими художниками той эпохи.

Пол в этом зале, как и во всех прочих помещениях, был покрыт утрамбованным и сплюснутым известняком. Комнаты располагались строго над служебными помещениями замка, притом что чердачные помещения всегда пустовали. За исключением донжона, другие башни обычно были заполнены обитателями лишь до трети их высоты. Архив хартий располагался в одной башне, сокровищница – в другой, а когда в замке было четыре башни, в оставшихся двух размещались часовня и зал отправления правосудия. Хозяйственному залу предшествовала еще одна комната, гораздо менее личная и еще более строгая, чем те, что использовались для приемов и аудиенций. В задней ее части стоял грубо сделанный помост: там сеньор выслушивал жалобы, разрешал споры и принимал присягу на верность.

Пол в этой комнате, как и в хозяйственном зале, зимой покрывали свежей соломой, листьями тростника, папоротника или морскими водорослями, как в Бретани. Там же лежали ковры с изображениями Баярда, Жана Безземельного и Глиссона – других барон дез Адре не топтал. Летом солому заменяла зелень: пол щедро усыпали сеном, мхом или листьями каштанов.

Спальня, так как обычно в замке была только одна таковая, не блистала изысканной обстановкой: в ней наличествовала лишь кровать от двенадцати до четырнадцати футов в ширину, на которой спали семья сеньора – опять же, если семья у него имелась и сам сеньор. Вдоль стены этой комнаты стояли сундуки, в которые складывали одежду и то немногое белье, коим в ту пору располагали (к использованию шкафов пришли гораздо позже). В зале предков висели портреты главных представителей семейства барона дез Адре, над дверью можно было заметь герб дома: красный щит с серебристым поясом посредине, украшенном тремя выстроившимися в ряд голубыми лилиями.