Хищник. В 2 томах. Том 1. Воин без имени - Гэри Дженнингс

— Я пришел справиться о здоровье принцессы Амаламены.

— Тогда можешь сразу же уходить. Я ни за что не нарушу клятву Гиппократа.

Я сказал Костуле:

— Разве ты не объяснил лекарю, кто я?

— Он объяснил мне, — ответил Фритила. — Но мне нет дела до этого, будь ты хоть сам патриарх или епископ…

Я со всей силы стукнул кулаком по столу:

— Не будем зря терять времени! Я интересуюсь здоровьем принцессы, поскольку она желает сопровождать меня в моей миссии в Константинополь.

Теперь лекарь слегка смутился, но он только пожал плечами и сказал:

— Ну так счастливого пути! Не вижу причины, почему бы ей не поехать.

— Посмотри сюда, лекарь Фритила. Я королевский маршал и, кроме того, друг короля. Я не рискну брать его сестру в длительное путешествие, если ты не заверишь меня, что она в состоянии перенести его.

Какое-то время врач поглаживал свою бороду и размышлял, строго глядя на меня. Затем он повернулся к Костуле и сказал:

— Оставь нас.

После того как управляющий вышел, Фритила еще немного помолчал и наконец спросил:

— Ты понимаешь латынь и греческий?

Я ответил, что понимаю.

— Отлично. Тогда скажу следующее: неспециалист вроде тебя наверняка заметил бы, что принцесса истощена: cacochymia и cachexia[230].

Я изумленно моргнул. Я никогда не слышал столь мудреных слов ни на каком языке и уж совершенно не разбирался в медицине, но похоже, что Амаламена больна намного серьезней, чем мне показалось. Я сказал:

— Все, что я увидел, лекарь, так это что она бледная, худая и склонна быстро утомляться.

Он фыркнул:

— Именно это я и сказал. Признаки истощения, испорченных телесных жидкостей и общее недомогание. Когда я впервые заметил, как она выглядит, я настоял на том, чтобы обследовать ее, хотя принцесса и протестовала, говоря, что чувствует себя нормально. Ведь, сам понимаешь, если пациентка вдруг начинает сильно худеть, врач, естественно, в первую очередь думает о хлорозе, fluor albus[231] или каком-нибудь усыхании матки. Niu?

— Хм… естественно.

— Однако принцесса заверяла меня в том, что не испытывает никаких болей, хорошо ест, в общем, организм ее функционирует нормально и регулярно. Я не обнаружил ни лихорадки, ни учащенного пульса, ни гнойников, ни неприятных выделений из женских половых органов. Кроме, — он поднял указательный палец, — кроме легкой секреции прозрачной лимфы. Это, разумеется, навело меня на мысль о том, что поражены какие-то внутренние органы. Niu?

— Конечно.

— Но сколько я ни ощупывал и ни простукивал ее грудную клетку и живот, я не смог обнаружить никакого затвердения. Поэтому я прописал принцессе только теплые компрессы, а из лекарств железо, чтобы сгустить ее кровь. Ну и еще требовалось очистить кишечник.

Все это мне ни о чем не говорило, но я прекрасно уловил тон собеседника, поэтому спросил:

— И твои лекарства не смогли вернуть Амаламене здоровье?

— Нет, — мрачно сказал он. — Но пока что ее еще ничего не беспокоило, поэтому она не обращалась ко мне за помощью, а у меня много других пациентов, которые требуют внимания. К сожалению, прошло несколько месяцев, прежде чем я встретил Амаламену на улице. Я был потрясен, увидев, что ее бледность и слабость не прошли. Я настоял на том, что осмотрю ее. На этот раз, когда я ощупывал принцессу — ох, vái, — я смог почувствовать затвердение у нее в животе.

— Лекарь, почему ты говоришь «к сожалению» и «ох, vái»?

— Потому что… если бы я обнаружил это раньше… — Фритила покачал головой и вздохнул. — Это злокачественная scirrhus[232]. Скрытая scirrhus, которая не выпячивалась и не нарушала кожных покровов. Безболезненная scirrhus, поскольку понадобилось столько времени, чтобы она дала о себе знать, и до сих пор не причиняла принцессе боли. Насколько я мог определить, она расположена не в матке и не в кишечнике, а в брыжейках. Следовательно, scirrhus эта из той категории, которую мы лекари называем — из отвращения — kreps[233]. Но я не могу быть уверенным в этом, пока не увижу, не набухли ли вены вокруг нее в форме крабовых клещей. А этого я не увижу, пока не вскрою живот принцессы.

— Ты собираешься взрезать ей живот?! — воскликнул я в ужасе.

— Акх, не живой, конечно.

— Как это?

Фритила рассердился:

— Что ты все задаешь вопросы, молодой человек, словно ты не слышал ни слова из того, что я говорил тебе? У принцессы kreps, разрушающая ее scirrhus, которая разрастается в брыжейках. Трупный червь, как некоторые называют этот недуг. Со временем он внедрится и в другие органы. Амаламена не просто больна, она умирает.

— Не может быть!

— Экий ты бестолковый! Все люди умрут. И ты, маршал, и я тоже. Принцесса умрет молодой. Я не могу предсказать, сколько времени ей осталось быть с нами, но давай будем молиться, что немного.

— Почему?

— Иисусе! — проворчал лекарь и воздел руки. Но затем с вымученным терпением он пояснил: — Если liufs Guth милостив, Амаламена умрет скоро и безболезненно и тело ее останется безупречным. Если процесс умирания затянется, scirrhus постепенно прорвет кожу в виде отвратительной язвы и гнойного нарыва. И еще, если этот kreps сожмет своими клешнями другие органы, это приведет к тому, что в некоторых местах ее тело раздуется, а в других ссохнется, но все оно будет выглядеть омерзительно. Столь длительная смерть повлечет за собой бесконечные страдания, такие, которых я не пожелал бы и самому дьяволу.

Я тоже сказал:

— Иисусе! — А затем спросил: — Неужели нет никакого лекарства?.. Разве нельзя сделать операцию?..

И снова Фритила покачал головой и вздохнул:

— Это ведь не рана, полученная в бою, которую я могу запросто вылечить. И Амаламена не невежественная простолюдинка, которую я могу обмануть, прописав ей всякие амулеты. От операции может стать только хуже: scirrhus будет распространяться быстрей. Акх, иногда мне жаль, что мы живем сейчас, а не в старые добрые времена. Тогда, если лекарь сталкивался с тяжелой и неизлечимой болезнью, он сажал своего больного на перекрестке дорог в надежде, что какой-нибудь прохожий — возможно, чужак — опознает его недуг и расскажет, как его лечат в других местах.

— То есть совсем ничего нельзя сделать?

— Разве что прибегнуть к сомнительным средствам. Кое-кто из древних врачей прописывал в таких случаях пить ослиное молоко и купаться в воде, в которой варили отруби пшеницы. Я тоже порекомендовал принцессе это, хотя и не встречал никаких письменных свидетельств относительно того, что хоть кто-нибудь в истории вылечился таким способом. Еще, учитывая, что scirrhus Амаламены — это kreps, я дал больной порошки, содержащие известковую субстанцию, которую называют «крабовый глаз», может быть, ей поможет подобное. Ну и еще остается успокоительное — бриония — и масло из ягод румянки, чтобы успокоить нервы. Если принцесса доживет до той стадии, когда начнутся сильные боли, я стану давать ей кусочки корня мандрагоры. Но это лишь в том случае, если действительно в этом возникнет нужда, потому что ей понадобятся дозы все больше и больше.