На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева

Года два, наверное, я один, считай, управлялся. Бык был, скотина скотиной. Подлюга ангел перед ним. И силён как… не знаю кто. А меня он признавал, ну, меня и не трогали особо. Случай даже был, смешно вспомнить.

– Давай, – Андрей сел поудобнее.

– Слушай и не перебивай. Чего не поймёшь, потом объясню.

– Давай.

– Right, – как всегда, говоря о прошлом, Эркин невольно переходил на английский…

…За что его тогда отправили в пузырчатку? Мелочь какая-то, но Полди придрался и за шиворот поволок его в Большой Дом. Как всегда, как только надзиратель схватил его, он обмяк, не сопротивляясь, но и не желая помогать. Сказали б ему: «Иди!» – он бы пошёл сам. Куда денешься? Но хотят его тащить – пусть тащат. Полди втащил его в пузырчатку, бросил на шипы, но в одежде, дурак пьяный. Но тут Полди за каким-то хреном позвали, и приковывать его пришел Эдгар – молодой, недавно нанятый надзиратель. Сволочью он не был, но уж слишком добросовестен. Пришлось раздеться и лечь, как положено. И цепи Эдгар натянул туго, до хруста в суставах. Сколько он пролежал, не помнит, но недолго, когда вбежали сразу чуть ли не все надзиратели и, торопясь, толкаясь и мешая друг другу, стали его отвязывать.

– Одевайся!

– Живо!

Оплеухи и тычки сыпались со всех сторон. Он торопливо, непослушными руками натянул штаны, сгрёб остальное и побежал под ударами к выходу. И когда сильным ударом его скинули с крыльца в холодную грязь, он понял причину переполоха. По двору, взбрыкивая и не мыча, а как-то рявкая, носился бык. Все рабы сидели на крыше рабского барака, надзиратели, выпихнув его, захлопнули дверь, а Грегори сидел на воротах.

– Угрюмый! – заорал Грегори. – Или ты его уберёшь, или я тебя в Овраг уберу, понял?!

Бык, привлечённый голосом, понёсся к воротам. Он ещё барахтался в грязи и, когда бык бежал мимо, попытался ухватиться за хвост. Ухватиться удалось, и он повис живой гирей. Бык закрутился на месте, пытаясь дотянуться до него. После пузырчатки руки плохо держали, и он почти сразу отлетел в сторону, но удачно. Рядом с одеждой. Схватил куртку и, когда бык ринулся на него, набросил её тому на голову. Бык затоптался на месте, и он под курткой смог нашарить и взяться за кольцо. Уже держа кольцо, он по-прежнему под курткой почесал быку лоб. Видимо, знакомый запах успокоил быка, и когда он сбросил куртку на землю, тот уже стоял спокойно, обнюхивая его живот и грудь. Он потянул за кольцо, похлопывая быка по шее. Тот вздохнул и не спеша пошёл за ним. Он завёл быка в стойло, осмотрел и закрепил цепь.

– Ну что там? – голос Грегори хлестнул его от дверей.

– Винт выпал, сэр.

– Ищи и если не найдёшь… – Грегори закончил невероятным ругательством…

…Андрей хохотал до слёз, до икоты. Смеялся и Эркин.

– Ну вот, больше меня днём не дёргали. И в пузырчатку если и клали, то на ночь, до утренней уборки.

– Здорово они перетрухали! – отсмеялся Андрей. – А потом что?

– А ничего, – пожал плечами Эркин. – Подобрал одежду, получил вечером по уху, что всё грязное. И всё.

– Винт-то нашёл?

– А он на месте был. Я просто ничего другого придумать не мог.

– Та-ак? – Андрей оторопело захлопал ресницами. – Чего ж бык сорвался?

– А он и не срывался. Его выпустили.

– Кто?

– Не знаю, – Эркин даже развёл руками. – И тогда понять не мог, и сейчас не могу. Он же никого к себе не подпускал, только меня. Я в пузырчатке был. А это зашли, аккуратно так отвинтили, вывели… Не могу придумать, кто бы справился.

– А чего он носился тогда?

– А этой скотине много не надо. Пнули удачно, он и рванул.

– Прикрыли, значит, тебя, – задумчиво покачал головой Андрей. – Этот, ты говорил, Зибо, не мог?

– Нет. Он не входил к быку.

– Да, а что это такое – пузырчатка? Ты уже не в первый раз поминаешь.

– А, так в имении наказывали.

Эркин в нескольких фразах объяснил устройство пузырчатки.

– Ни хрена себе! – потрясённо выдохнул Андрей. – Это ж… это ж пытка получается.

Эркин пожал плечами.

– Хозяевам выгодно. На порку время не тратится. Они своим заняты, а рабу и так больно. Если не на шипах, то и следов на коже почти нет. Ну, суставы потом долго болят. И чем больше дёргаешься, тем тебе же хуже. Сам себя мучаешь. А после порки если да на шипах, то совсем тяжело. Голым мясом лежишь. Но это редко когда сходится так. А что? – Эркин осторожно после секундной заминки спросил. – Там… такого не было?

– Да нет, – Андрей пожал плечами. – Нас по-простому. Где палкой, где плёткой, где ещё чем. А такое… Придумали же гады.

Эркин усмехнулся.

– Для продажи берегли. Ну, такого, сильно битого раба никто ж не купит.

– Эт-то да, продавать нас не продавали. Но надо ж додуматься до такого! Вы хоть посчитались с ними?

– Не успели, – вздохнул Эркин. – Пока нам свободу объявляли, они как дали дёру… Надзирателя одного поймали. То, что от него осталось, в миску не сложишь. Стукачей размазали, цепняков. Спальников хозяйских замордовали… Ну и поломали, побили всё. Как везде, словом.

– Хозяев, жаль, упустили, – посочувствовал Андрей.

– Жаль, конечно. Да первый запал прошёл, сами сделанного испугались и рванули кто куда. Ты ж помнишь, сколько нас по дорогам шаталось.

– Помню, – кивнул Андрей.

Эркин зевнул, потянулся.

– Мы лопать-то будем сегодня? Или пусть до утра преет?

– Ты ж сам такой огонь сделал.

Андрей заглянул в котелок.

– Вроде, готово, прокипело.

– Давай.

Ели, прислушиваясь: не затревожатся ли внизу бычки.

Эркин ещё раз выскреб миску и облизал ложку.

– Возьми ещё, – поднял голову Андрей.

– Пускай на утро.

– И то. Ты кофе тогда прямо в кружках завари.

– Ладно.

Не спеша выпили по кружке с лепёшками.

– И чего беляки по кофе так обмирают? – пожал плечами Андрей. – По мне чай лучше.

– По мне тоже, – кивнул Эркин. – Только у них кофе другой. А это для рабов, «рабское».

– А ты то пробовал?

– Где? – засмеялся Эркин. – В Паласе его не подавали, а больше мне отхлебнуть негде было. В учебке когда варить и накрывать учили, пить всё равно не разрешали, надзиратели пробовали, ну и… Хотя нет, один раз налили.

– Ну и как?

– Шибко голодный был, не разобрал. Запах знаю.

– Запах! – фыркнул Андрей. – По запаху я много чего знаю.

Эркин допил свою кружку.

– Чай лучше, конечно, но я и к такому привык.

– Привычка – великое дело, – согласился Андрей. – Мне тоже вот… после баланды первое время всё странно было.