Цивилизация в переходное время - Карл Густав Юнг

поступить (и поступающее) так или иначе. Примеров тому предостаточно в том же Ветхом Завете. Или вспомним Терезу Авильскую[564]: однажды с нею в пути случилась неприятность, повозка развалилась при переправе через реку, и Тереза упала в ледяную воду. «Господи, как Ты допускаешь подобное?» – «Вот так я отношусь к своим друзьям». – «Понятно, почему у Тебя так мало друзей!» Тереза очутилась в таком положении, когда ей причинили зло – в данном случае зло физическое; она не понимала, как воспринимать случившееся, однако ощущала непосредственное присутствие Бога. Именно так к индивидууму подбираются «принципы», или «изначальные силы»: его ставят в нуминозную ситуацию, где нет рационального решения, где человек не чувствует себя творцом и хозяином положения, где властвует Божество. Никто не может предвидеть дальнейших событий. При подобных условиях мы нередко не можем сказать, как разрешится проблема добра и зла. Приходится довериться высшим силам.

884 Если я столкнусь с этой проблемой в ходе анализа, то могу сказать пациенту: «Что ж, давайте подождем и посмотрим, каковы будут сновидения; быть может, вмешаются высшие силы – через болезнь или смерть. Ни в коем случае не принимайте решений. Мы с вами – не Бог».

885 Наделяя тень осознанностью, нужно проявлять крайнюю осторожность и следить за тем, чтобы бессознательное не сыграло с нами очередную шутку и не помешало подлинному противоборству с тенью. Пациент может на мгновение узреть в себе тьму, но в следующий миг уже скажет себе, что все не так плохо, что это пустяки. Или преувеличит свое раскаяние, ведь так приятно лелеять в себе прекрасное чувство раскаяния, наслаждаться им, нежиться, как под теплым пуховым одеялом холодным зимним утром, когда пора вставать. Этот самообман, этот отказ видеть истину показывает, что противоборства с тенью не будет. А при столкновении и с возрастанием осознанности выявляются благие, положительные черты. Поэтому мы должны остерегаться погрязнуть в аффектах – угрызениях совести, меланхолии и т. д., – должны чураться их соблазнов. Достаточно просто гордиться тем, что вы способны испытывать столь возвышенное сожаление. Вот почему люди любят пьесы, фильмы или проповеди, трогающие до слез: это поводы насладиться собственными эмоциями.

886 В ходе нашего обсуждения прозвучало слово «эзотерический». Говорят, например, что психология бессознательного ведет к эзотерической форме этики. Нужно быть осторожными с употреблением подобных слов. Эзотерика подразумевает таинства и сокровенную мудрость. Однако к истинным тайнам не удается даже приблизиться, они неведомы и самим так называемым эзотерикам. Вдобавок от последних требуется – по крайней мере, раньше требовалось – не раскрывать своих тайн. Но истинные тайны и не могут быть раскрыты! Из них невозможно сотворить «эзотерическую» науку – по той простой причине, что они непознаваемы. Ныне эзотерическими называют преимущественно знания искусственные, а не подлинные. Людям нужны секреты, и, понятия не имея о настоящих тайнах, они подделывают эти тайны. Но подлинная мудрость приходит из глубин бессознательного, и тогда человек действительно может познать то, что следует хранить в тайне. Здесь снова проступает нуминозный характер нашей реальности. Не мы обладаем тайнами – это тайны обладают нами.

XVIII. Предисловие к книге Тони Вольф «Исследования по юнгианской психологии»[565]

887 Этим предисловием я отдаю долг признательности автору очерков, публикуемых в настоящем сборнике: мы дружили и сотрудничали более сорока лет, вплоть до ее безвременной кончины в 1953 году в возрасте шестидесяти пяти лет. Она принимала активное участие в развитии аналитической психологии с самого зарождения последней, и ей мы обязаны самим выражением «комплексная психология» для обозначения этой области исследований. Вклад автора не ограничивался разработкой практических методов анализа и теоретическими формулировками, о чем убедительно свидетельствуют публикуемые материалы. Она также помогала мне на протяжении сорока лет проводить «молчаливый эксперимент» по групповой психологии (имеется в виду деятельность Психологического клуба в Цюрихе).

888 Эта малочисленная группа (от тридцати до семидесяти участников) была составлена в 1916 году, когда мы вдруг осознали, что аналитическое лечение, включая сюда и «психоаналитический» метод, есть диалектический процесс взаимодействия двух индивидуумов, и, следовательно, его результаты неизбежно являются односторонними с коллективной и социальной точек зрения. Индивидуальность аналитика представляет собой лишь одну из бесконечных возможностей приспособления, предлагаемых и обусловливаемых жизнью. Не следует думать, впрочем, будто анализ подразумевает дискуссию двух индивидуумов, которые в своей глубинной сути безнадежно несоизмеримы, – или что это всего-навсего некая попытка сближения. Человеческая личность, разумеется, не только индивидуальна, но и коллективна, причем до такой степени, что индивидуальность впору трактовать как обездоленное меньшинство. Каждый так называемый нормальный человек относится к виду Homo sapiens и потому может рассматриваться как мера человеческих деяний или как общий пример человеческого поведения. По этой причине бо́льшая часть аналитической работы ведется на уровне, общем для всех – или хотя бы для большинства – индивидуумов, и этот уровень не требует обсуждения индивидуальных различий. Чем дольше обсуждение преднамеренно сводится к общим, коллективным, средним признакам, то есть к теоретическим предположениям, тем ближе оно подходит к опасной черте, где подавляются специфически индивидуальные особенности пациента.

889 Благодаря отменно развитому уму и совершенно исключительной психологической проницательности автор одной из первых осознала чрезвычайную важность этой психотерапевтической проблемы и приступила к ее решению с поразительным рвением. Многие годы она председательствовала в Клубе и потому имела уникальную возможность собирать наблюдения в области групповой психологии. Ведь именно в группах заметно, как проявляются те психические события, которые никогда не констеллируются в индивидууме или даже непреднамеренно подавляются. Аналитик-мужчина, например, никогда не сможет составить констелляцию возможных реакций женщины на его месте. В итоге указанные способы поведения остаются латентными; если же вообще проявляются, то недостает критического взгляда, чтобы отделить зерна от плевел. В лучшем случае они остаются, так сказать, висеть в воздухе под видом теоретических рассуждений; они не переживаются в реальности и потому не могут быть признаны такими, каковы они есть. Лишь то, что аналитик осознает благодаря собственному опыту, может стать предметом психологического обсуждения. Другие факты, которые пациент может выдвинуть на обсуждение, если те будут им осознаны, отвергаются из-за бессознательности аналитика, который их попросту «не слышит». Если сумеет отказаться от своего авторитета, он сможет компенсировать свой ущербный опыт опытом другого. Но всегда присутствует опасность того, что он противопоставит психологической реальности какую-либо схему или теорему, поскольку страх ощутить неполноценность мешает ему признать свой недостаток. Эта опасность особенно велика для аналитика, от которого всегда ждут наставлений. В результате очень часто и легко получается, что равновесие между теоретическим предубеждением и некритическим принятием сказанного нарушается, так что аналитик не может